Литературоведческий журнал

В № 24 «Литературоведческого журнала» две основные темы — двухсотлетие со дня рождения Н. В. Гоголя и новые исследования о литературе русского зарубежья. Впрочем, здесь есть и пересечения.

Так, в гоголевском разделе напечатаны две статьи Т. Н. Красавченко — «»Тень Гоголя его усыновила»: Набоков о Гоголе» и «Смена вех: Газданов о Гоголе». В первой речь идет о книге Набокова «Николай Гоголь». Это истинный шедевр, прочесть который необходимо не только каждому словеснику, но и всем любознательным старшеклассникам. Т. Н. Красавченко убедительно отводит различные претензии к книге, не прекращающиеся доныне, показывая: «Набоков создал вдохновенное, остроумное, блистательное эссе художника о конгениальном художнике, и хотя оно имеет документальную основу , однако эта артистическая вариация на тему «Гоголь как личность и писатель» была своеобразным литературным манифестом самого Набокова» . И далее: «Читать набоковского Гоголя буквально, обвинять его в непонимании писателя, в натуралистичности и пр. — это как считать Розанова графоманом, «Лолиту» — порнографическим романом, слушать музыку, комментируя ее: «восход», «закат», критиковать балет за то, что балерины полуобнажены. Когда отсутствует эстетическое восприятие, тогда на сцене появляется пеший «здравый смысл», а понимание природы искусства утрачено.

Некоторые критики пытаются защитить Гоголя от Набокова, считая, что тот его принижает, дает его жалкий портрет, и вообще не смеет, будучи атеистом, «трогать» Гоголя — глубоко религиозного писателя. Но ведь не атеист Набоков пишет о верующем Гоголе, а писатель Набоков пишет о писателе Гоголе» .

Во второй статье Т. Н. Красавченко рассматривает раннее, 1929 года эссе «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане» другого мастера литературы русского зарубежья, часто связывавшегося с набоковской традицией, — Гайто Газданова. В этом эссе Газданов отдает предпочтение иррациональному началу в искусстве и находит «гоголевское начало» в творчестве Эдгара Алана По и Ги де Мопассана. Но с течением времени творческие ориентиры Газданова меняются, он эволюционирует, как пишет Т. Н. Красавченко, «от изображения сущего — экзистенциального бытия человека в «Вечере у Клэр», «Ночных дорогах», «Призраке Александра Вольфа», «Возвращении Будды», в большинстве рассказов — к должному, к идеалу, к утопии в «Истории одного путешествия», и особенно в романах о чуде, чудесном — в «Пробуждении», «Пилигримах», в «Эвелине и ее друзьях»…» . В эссе «О Гоголе» Газданов в сущности отрекается от Гоголя, переходит с «эстетических» позиций на «этические»; теперь его главный ориентир — Лев Толстой.

В этом же номере «Литературоведческого журнала» Т. Н. Красавченко впервые публикует рассказ Гайто Газданова «Ход лучей» , показывающий приверженность автора в то время к эстетическим экспериментам в традиции гоголевского фантастизма. В своей сюрреалистически-абсурдистской вариации «записок сумасшедшего» Газданов развивает изначально присутствующую в его творчестве тему безумия человека, «не выдерживающего слишком много реальности» .

Хорошим дополнением к нашим гоголевским материалам о праздновании столетия писателя в 1909 году будет помещенная в «ЛЖ» статья В. В. Розанова «Гоголевские дни в Москве», напечатанная в газете «Новое время» 8 мая 1909 года и с тех пор не переиздававшаяся. В этой статье отмечу подробно выраженное «непосредственное впечатление» Розанова от памятника Андреева, который сегодня считается шедевром и постоянно противопоставляется памятнику Томского. Розанов подробно обосновывает, почему он не приемлет андреевское творение: «…Ваятель взял и даже преувеличил одну скорбную минуту великого писателя, — минуту приблизительно перед сожжением 2-го тома «Мертвых душ»».

Интересно пишет Розанов о восприятии памятника с разных точек подхода к нему, делая вывод: «это вообще не есть городской памятник, который был бы сразу и отовсюду виден в своем центре, фигура писателя», — «это стенная интересная акварель для выставки, для галереи, для комнаты, которая теряет все в себе, теряет всякий смысл, будучи вынесена на улицу, поставлена перед площадью, среди зданий».

Также в гоголевском разделе помещены статьи «Гоголь и церковное слово» В. А. Воропаева, «Еще раз о композиции «помещичьих» глав первого тома поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»» А. М. Ранчина, «Миражная интрига и одноактная форма гоголевской комедии «Игроки»» Е. Г. Падериной, «Умирание искусства: Пушкин и Гоголь» В. М. Гуминского.

В библиографическом разделе завершается публикация росписи статей о литературе и искусстве в парижской русской газете «Последние новости» .

Гвоздем номера можно назвать обширную комментированную публикацию дневников тысяча девятисот семнадцатого года Сергея Платоновича Каблукова , учителя математики, автора соответствующего учебника для реальных училищ, председателя Педагогического совета женской гимназии А. П. Никифоровой в Петербурге, а также деятельного участника петербургского Религиозно-философского общества .

Вот какие пророческие слова о катаклизме тех дней написаны Каблуковым 23 октября тысяча девятисот семнадцатого года, то есть накануне рокового переворота: «Россия, распинаемая на подлой дыбе революции, не имеет ли своим жертвенным призванием — явить миру всю мерзость, все кощунство социализма и тем уничтожить дело его в мире? Мне все чаще и настойчивее приходит эта мысль».