Мастерство писателя в повести «Кайдашева семья»

Повесть И. Нечуя-Левицкого «Кайдашева семья», которая уже в течение более чем ста лет со времени написания остается интересной и привлекательной для читателя, благодаря в первую очередь мягкому юмору и язвительной авторской иронии, иногда — сатире. Эти особенности стиля произведения — в первую очередь выразительно ментальные — основываются на глубоком знании нашей культуры смеха, ее лучших жемчужин. Уже первый продолжительный разговор Лаврентия с Карпом демонстрирует богатое, разнообразное использование народных сравнений, метафор, пословиц, поговорок. Именно такой является слегка «приперченная» болтовня парней о девушках, из которых у той «одна бровь достойна вола, второй брови и цены нет», другая «своим курносым носом слышит, как в небе блины пекут», еще другая «как выглянет в окно, то на окно три дня собаки врут». Полностью в народном духе описаны всевозможные приключения и видения выпившего Кайдаша.

Собственно, в самих его пьяных «одиссеях» смешного мало, но ироническое отношение к смешному поведению пьяницы всегда было одной из легких форм человеческого осуждения, которой нельзя было не учитывать. Вызваны алкогольной лихорадкой традиционные «чертики», которые выглядывают отовсюду и высовывают языки Кайдашу, здоровенная огнерогая коза, которая танцует посреди дома с кочергой, призрачный херсонский чумак, который повадился в воображении Кайдаша «шуметь о жизни», почему старый Омелько все чаще разговаривал сам с собой, — все это, искусно изображено писателем, одновременно вызывает улыбку (потому что слишком уже «домашняя» вся эта нечисть), и совсем отбивает желание пережить что-то вроде Кайдашевых видений. Но, по-видимому, наиболее яркие юмористические и сатирические картины посвящены в повести развитию «боевых действий» между семьями Кайдашенков. При этом основным приемом художественного изображения является наблюдение за тем, как возникает «много шума из ничего».

Причем начинается все очень издалека, еще тогда, когда суровый Карп, ухаживая за Мотрей, говорит ей: «А ну, Мотря, заплачь! Я еще отроду не видел, как девушки за глиняниками плачут». Это только интродукция к будущим баталиям за мотовило, за курицу, за кабана, за грушу. Смех и слезы! Автор преднамеренно выбирает какой-то пустяк, чтобы подчеркнуть: рвение и усилие, неугомонную ярость и силу, потраченные на отвоевывание каждого лоскутка жизненного пространства, — достойны ли они предмета спора? Здесь же идет речь не только о владении той или другой вещью, а более о том, «кто будет сверху».

И поэтому, когда по дому летают горшки, когда ночная «разбойница» Мотря бултыхается на лестнице с чердака, с отвоеванной курицей в руке и полной пазухой отобранных яиц, а Лаврентий пытается стрясти ее со всем этим добром наземь, то все это вызывает полностью естественной смех читателя. Сама по себе история семейной потасовки все же является достаточно невеселой. Но автор посредством смеха каждый раз поворачивает ситуацию таким боком, что нелепость, комичность того, что происходит, становятся особенно рельефными. Для усиления эффекта писатель даже прибегает к возвышенному, торжественному песенно-народному стилю: «Не черная туча из синего моря наступала, то выступала Мотря с Карпом из своего дома к плетню. Не сизая туча над дубравой вставала, то приближалась к плетню старая лупоглазая Кайдашиха, а за ней выбежала из дома Мелашка с Лаврентием, а за ними повыбегали все дети…»

А дальше, преднамеренным контрастом к этому мнимому пафосу, — такие отборные, вкусные, «талантливые» и развесистые взаимные ругательства «воюющих сторон», что поневоле вспоминается героиня Довженко, которой «можно было по три дня не давать есть, но без проклятий она не могла», потому что это было страстное «творчество ее пылкой, темной, престарелой души».

Так и в «Кайдашевой семье». Постоянная война, постоянное стремление найти виноватого во всех неурядицах нелегкой крестьянской жизни постепенно превращаются в самоцель, для наиболее захватывающего содержания существования. Писатель настолько убедительно изобразил стойкость противостояния своих неугомонных персонажей, что, кажется, сам очутился под магическим влиянием этого обстоятельства. Такое впечатление оставляет финал.

Засохла «груша раздора», потому что иначе борьба за нее, за продажу плодов на ярмарке и все прочее продолжили бы повесть еще не одной страницей, сделав из нее произведение без конца — жизнеописание воинственной династии Кайдашенков. Мастерство сатирического и юмористического изображения жизни, а именно его смешных, а то и непривлекательных сторон, позволяют абсолютно уверенно сказать, что одним из важнейших персонажей повести «Кайдашева семья» и одним из самых действенных ее художественных эффектов является смех, спасительный, оздоравливающий, который позволяет читателю, наблюдая за напастями героев произведения, сравнивать свои поступки и изъяны с них. И сделать полезные выводы.