Мертвые и живые души в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

Счастлив писатель, который мимо

Характеров скучных, противных,

Поражающих печальною своею

Действительностью, приближается к

Характерам, являющим высокое

Достоинство человека.

Н. Гоголь. Мертвые души

Когда впервые была издана бессмертная поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души», она произвела на читателей ошеломляющее впечатление. В ожесточенных спорах, разгоревшихся вокруг книги, Белинский увидел битву «двух эпох», «столкновение старых начал с новыми». Герцен писал, что «само заглавие книги несло в себе что — то наводящее ужас».

Название поэмы оказалось обобщающей и предельно точной характеристикой, своеобразным символом крепостнического строя, поскольку мир хозяев жизни — чиновников и помещиков — выступил в «Мертвых душах» как царство духовного сна, застоя, грязи, корысти, обмана, взяточничества. Здесь опошляется и принижается все великое и возвышенное, гибнет честное, мыслящее, благородное.

Говоря о «мертвых душах», Гоголь рассказывает нам не только о горькой судьбе крестьян, которые и после своей смерти остались товаром, но прежде всего именно о живущих Плюшкиных, Собакевичах, Маниловых, Коробочках, Чичиковых, городских чиновниках, в которых крепостничество убило человеческую душу, превратив их в живых «мертвецов», причем все они — не злодеи-исключения, а типичные, обычные для своей среды люди.

Ни Чичикова, покупающего ревизские души умерших крестьян, ни помещиков, их ему продающих, не интересуют ни жизнь, ни судьба живых людей, поскольку в крепостном они видят не человека, а раба, вещь. Даже Собакевич, так вдохновенно поведавший нам о замечательных качествах и заслугах умерших мастеровых, не чувствует своей ответственности за их жизнь и смерть, а просто пытается набить цену, расписать «товар» поярче, покрасивее.

Манилов не только не заботится о своих крепостных, но и не знает, сколько их умерло, как они живут, чем занимаются. Думы о «магнетизме души» его занимают гораздо больше. Для Плюшкина все крестьяне — это воры и мошенники, за которыми нужен обязательный контроль и надзор, и он создает для своих дворовых совершенно невыносимые условия.

Понятно, что они у него либо мрут, как мухи, либо бегут куда глаза глядят.

Чиновники города NN, как и помещики, — духовно опустившиеся, бездушные, ленивые, пустые люди, которые чрезвычайно похожи друг на друга. В городе процветает произвол власть имущих, чиновники без зазрения совести берут взятки. Прокурор — бездельник, пьяница, обжора, картежник. Полицеймейстер — ловкий грабитель, наведывающийся в чужие кладовые, как в собственный карман.

Иван Антонович — «кувшинное рыло» — наглый вымогатель и взяточник. И эти чиновники видели в крестьянах не живых людей с живыми душами, а тягловую силу, рабочий скот.

Совсем по-другому относится к народу автор — «живая душа». Не закрывая глаз на недостатки, а иногда и пороки крестьян, автор искренне сочувствует их нелегкой судьбе, его беспокоят проблемы народа, интересует его жизнь. Не оставаясь равнодушным созерцателем безысходного состояния крепостных, автор видит за судьбами отдельных крестьян, за образами столяров, мастеров, сапожников истинные возможности России. Именно перед его глазами раскрывается правда о том, какими на самом деле были крепостные Собакевича, превратившиеся в товар после смерти: «Максим Телятников, сапожник, что шилом кольнет, то и сапоги»; Милушкин, кирпичник: мог поставить печь в каком угодно доме; каретник Михеев делал рессорные экипажи исключительной прочности — ему бы только на одного государя и работать.

Такова на самом деле была народная Русь — страна великих тружеников, талантливых и смекалистых мастеров-умельцев, которые являлись живым свидетельством одаренности не раздавленного многовековым гнетом народа.

Таким образом, мы видим, что через всю поэму проходит, с одной стороны, Русь собакевичей, Плюшкиных, ноздревых, чичиковых — Русь, ежеминутно стоящая перед глазами автора и его современников, хотя и сильная, но мертвая; с другой же стороны, — могучая и прекрасная Россия будущего, Россия живая, стремительно несущаяся, по словам Гоголя, в «сверкающую, чудную, незнакомую земле даль».