Методология Дружинина как критика

Еще в начале своего литературного пути Дружинин прослыл плодовитым фельетонистом: в «Современнике» 1848-1854 годов печатались его «Письма иногороднего подписчика о русской журналистике». По жанру эти систематические обзоры напоминали обзоры Белинского. Были зерна правды в суждениях Дружинина о таланте Достоевского, Буткова, о различиях и способах изображения простонародного быта у Григоровича и Даля, о влиянии Гоголя на современников, следы которого Дружинин находил также в творчестве Гончарова, Островского, Писемского.

Но и здесь чувствовалось его снобистское пренебрежение к «сентиментально-филантропической» тенденциозности физиологических очерков «натуральной школы». Он хвалил Писемского за его «здравость», за то, что он не поддался «рутинному» человеколюбию, «дидактизму» и своей «беспристрастностью» противодействовал «сентиментальной филантропии», насаждавшейся «натуральной школой». Все свои оценки Дружинин строил на нехитром, якобы свойственном всем авторам художественных произведений противоречии между «законными временными увлечениями» и «служением вечным истинам». Он считал, что сатира стесняет кругозор поэта, ведет даже к боязни жизни. Отсюда проистекали броские афоризмы Дружинина.

Даже любимец его Тургенев, по мнению Дружинина, лишь губит свое чистое дарование попытками откликнуться на современные проблемы. Наряду с меткими замечаниями об образах Андрея Колосова, Чулкатурина, Рудина есть у Дружинина и попытки увести Тургенева от поисков героя времени. Точно так же, приветствуя молодое, мощное дарование Л. Толстого и отмечая глубокий психологизм писателя, он не раскрывал его диалектично, как это сделал Чернышевский; универсальность дарования Толстого трактовалась им как «независимость» от партий, т. е. Дружинин хотел использовать Толстого, чтобы лишний раз нанести удар партии «Современника». В поэзии Огарева, чтобы унизить все ту же «партию» в литературе, Дружинин, наоборот, увидел лишь «однообразие» и «бессилие».

Дружинин с явной симпатией относился к поэзии «чистого искусства». В отзыве на «Греческие стихотворения» Н. Щербины (1850) Дружинин указал, что их автор не выступает в качестве простого переводчика, подражателя древним грекам, он стремится к слиянию древнего элемента с симпатией современного человека. Сущность этой симпатии — в поисках гармонии, всестороннего проявления духа. Здесь вполне выявились те «артистические» начала, которые Дружинин превыше всего ценил в искусстве.

У Фета он также отмечал умение в своей сравнительно невеликой области, лишенной драматизма, быть всегда самим собой. Поэт «самого высшего разбора», Фет как немногие разумеет значение «музыки слов». Его область — «неуловимые», «сокровеннейшие тайники души человеческой», он чуток и тонок и умеет выразить то, перед чем, как «невыразимым», останавливался Жуковский. Все подобного рода наблюдения Дружинина удачны и ценны. Но они вкраплены в полемический контекст. Критик не просто называет качества поэзии того или иного поэта, но тут же старается противопоставить их ненавистной «дидактике» демократов, социологической критике «гоголевского периода».

Дружинин-«западник», он имел особенное пристрастие к английской литературе и много сделал для пропаганды в России ее выдающихся романистов, наиболее близких по духу русской литературе середины XIX века.

Даже компилятивные статьи Дружинина о Джонсоне, Бос-велле, драмах Шеридана, Вальтере Скотте сохраняют до сих пор познавательное значение. Особенно замечательна серия очерков о выдающихся романах мировой литературы: «Клариссе Гар-лов» Ричардсона, «Векфильдском священнике» Голдсмита, о романах Анны Радклиф, «Одном из тринадцати» («Мадам Жюлль») Бальзака. Но и здесь чувствуется тенденциозность, либерально-западническое преклонение перед умеренным английским парламентаризмом, меркантильностью, буржуазным комфортом, респектабельностью, которым Дружинин старался сам следовать в жизни.

Дружинин называет Бальзака «одним из лучших деятелей» французской литературы, его романы — «эпопеи нашего времени». Но все это говорилось для того, чтобы в итоге провозгласить Бальзака певцом «интимной» жизни, комфорта, богатства. Он отождествлял Бальзака с его героями. Не было и намека на обличительный пафос творчества «доктора социальных наук».

Поверхностно трактовал Дружинин и творчество Диккенса и Теккерея. Он, верно, критиковал сентиментальность Диккенса, особенно в концовках произведений. Но сила диккенсовской критики буржуазной действительности не была им оценена. Теккерей чужд приторности, но нельзя было на основе «Ныокомов» делать общее заключение, что Теккерей «все сливает, все примиряет, все живит в своем широком миросозерцании». Известно, что в то же время Чернышевский критиковал отход Теккерея от сатиры и реализма в «Ньюкомах», хотя в целом и высоко оценивал его дарование.