Мой любимый стих

Наверное, надо начать с того, что я люблю поэзию, следовательно, и любимое стихотворение у меня не одно. Каждый раз это одно из сборника, которое я прочитал .

То ходил под влиянием Ивана Драча: «Через лес-перелес, в море наискось Новый Год для людей подарки нос», там дальше про дядю Кирилла, у которого были крылья, но заворожили именно две эти первые строчки… Затем в руки попадают стихи канадского поэта Джо Уоллеса, а там… Вот слушайте:

Размер тюремного окна

Пять дюймов с чем-то вышина,

Три с чем-то дюйма ширина

Примерно.

Но сквозь железный переплет

Я вижу звездный небосвод

Безмерный.

А небо, судя по окну,

Три с чем-то дюйма в ширину,

Пять дюймов с чем-то в вышину

Примерно.

Как точно здесь передано само качество человека: любой предмет увеличивать или уменьшать в своем воображении по собственному желанию, в зависимости от обстоятельств. Три части в этой миниатюре, причем первая и третья части почти одинаковы. Только первые строки называют предмет, о котором пойдет речь.

Небосвод, хоть и за решеткой, безграничен. Человек, окно, небо… И ритм, который качается в такт человеческой ходьбе в небольшой камере три на три, где прогулка вдоль стен всегда прерывается у окна.

Стихотворение написано поэтом в тюрьме, где ему пришлось побывать по политическим мотивам. Однако в стихотворении нет отчаяния, или робости, слабости.

Больше ничего не расскажу о стихотворении, потому что еще не понял, скорее, оно владеет мной. Его загадка в четвертой строке каждого катрена, где всего одно слово вроде обрывает мысли и слова автора.

Вообще, трудно сказать, почему это стихотворение мне нравится…

Я не скажу, что искусство для меня превыше всего. Оно есть в моей жизни еще с детства, когда мать печальным голосом пела мне колыбельную, я был очень крикливый. Спать не давал, а как усыпит меня, то часа два спокойствия в доме.

А потом опять пение. Еще ничего не понимал, а музыка и поэзия уже были возле меня.

Маленьким я взбирался на диван, чтобы рассмотреть картину на стене у нас дома: озеро, четыре дерева, лес вдали. Издали — как живое, вблизи — куски краски наляпаны как угодно.

Дома много поют старинные романсы. Ну и в школе рассказывают несколько. Вот, пожалуй, и все. Сам я не пою, не играю, не рисую.

Только смотрю и слушаю.

Музыка становится шумовым фоном нашей — значит, и моей — жизни. Худшее, что ничего не могу сделать: я не хочу слушать, а он хочет, хоть ничего и не понимает. Потому музыку надо слушать сердцем, отдаваясь ей целиком, а не во время стирки носков или решения задач по алгебре. Сейчас хорошо понимаю известные слова Александра Довженко: «Раньше на мостике пели девушки, а теперь кричит радио.

И как бы озираюсь, проклятое, или его кто слушает?». Вот и все искусство в моей жизни.