Мужество выбора и ответственности в повести «Батальоны просят огня»
Война наделила командира любого ранга и звания правом посылать людей на смерть и наказала ответственностью за их жизнь. Она заставила ежедневно испытывать душевную муку, винить в преждевременной гибели людей не войну, а самого себя, неустанно стремиться сберечь каждого человека.
В повестях «Батальоны просят огня» и «Последние залпы» эта военно-нравственная коллизия развернута одновременно в нескольких направлениях: и в имеющем общее значение конфликте Бориса Ермакова с Иверзевым, и в ряде частных ситуаций кровавого единоборства с немецкой пехотой и танками — в той жгучей радости, какую испытывает Жорка Витьковский при виде падающих перед ним фашистов, в трагическом познании неотделимости человека от людей, постигнутом Ермаковым, вырвавшимся из окружения, в мудром осознании своей слитности с людьми Бульбанюка и Новикова, в связующем их всех понимании своего патриотического долга.
Тщательно исследуя диалектику жизни и смерти, человечности и бесчеловечия, командирского долга и совести, Бондарев добьется многостороннего расширения конфликта, который не только оттенит различие его героев, но по-своему и сблизит их, открыв каждому в доступных ему пределах истину, смысл которой в единстве своего и общего, будь то своя собственная жизнь или жизнь вверенного тебе батальона, батареи, дивизии. А в конечном счете жизнь Отечества, ответственность за свободу и жизнь народа, которую каждый несет самостоятельно.
Так или иначе, через эту коллизию проходят все герои и этих, и остальных книг Юрия Бондарева. Она, как главная, определяющая нить их художественного содержания, коснется и таких, например, людей, как солдат Ремешков, сумевший в бою преодолеть самого себя, и людей, решающих стратегические задачи, таких, как командарм Бессонов («Горячий снег»). На этом пути формируются характеры, обретающие внутреннюю устойчивость и цельность, ту жестокую порой определенность, которая свойственна не просто опытному, но и мудрому, широко мыслящему военному человеку, ясно сознающему цели освободительной войны.
С грустью и тайной завистью думает «самый молодой капитан в полку» Новиков, глядя на лейтенанта Алешина, что тот пока еще живет порывисто и импульсивно, руководствуясь первым, всегда добрым побуждением. Наступит время, когда и лейтенант Алешин, и капитан Ермаков в известном смысле приблизятся к тому типу человека и командира, каким сделала война Новикова. «Сколько раз в силу жестоких обстоятельств посылал он людей туда, откуда никто не возвращался! Сколько раз мучился он один на один с бессонницей, узнав о гибели тех, кого он посылал. Но где оно, добро и чистом виде? Где? Его не было на войне».
Презрение и ненависть к врагу, нарушившему народную жизнь, посягнувшему на тот общественный строй, который создавался самим народом и для народа, не превращали героев Отечественной войны в озверевших, жаждущих крови садистов. В нечеловеческих условиях всеобщего, тотального истребления герои книг советских авторов — натуры энергичные, действенные, мыслящие-оставались людьми, полными сознания собственного достоинства, товарищества, гуманности, интернационализма. В обстановке, требующей уничтожения врага, человек продолжал быть для них самой высокой ценностью. Они вели войну во имя спасения людей и полому ненавидели войну, а не обожествляли се, как это было свойственно идеологии фашизма и милитаризма.
И потому ли Ермаков, обычно «такой спокойный», так бешено сопротивляется врагу, с отчаянной решимостью старается вывести остатки батальона из окружения, заставляя людей не терять веры, почти силой толкая их на прорыв. Даже честолюбивый и холодный Мперзев, выполнив поставленную стратегическую задачу, испытывает муку и сожаление вместо ожидаемого удовлетворения и торжества.
Воля к действию выдвигает Ермакова в центр повествования, делает его героем в подлинном значении снова. Борис приковывает к себе внимание и сочувствие читателей, видящих в нем лицо оригинальное и активное, а не «страдательное» (Белинский). Его участь, мысли, переживания, духовная сила и сопротивляемость естественны и передаются другим, покоряя отсутствием эгоизма, способностью к состраданию, к пониманию горя человеческого.
Ключом к драматизму повести, ее гуманистической философии может служить мимолетный разговор Ермакова с Гуляевым о той самой «веточке», которая засохнет, если ее отломить от ствола. Столкновение добра и зла, гуманизма и жестокости, необходимость убивать врага, то есть другого человека, И посылать на смерть своих людей возникали на фронте и глобальном, философско-историческом масштабе.
Мучительное познание этой высокой и в то же время очень реальной диалектики проходит через все творчество Юрия Бондарева, определяя главное направление его художественных поисков, пафос его творчества. По-разному и с неодинаковой степенью драматизма эта диалектика определяет духовное развитие Ермакова и Иверзева, Гуляева и Алексеева, Новикова и Алешина. Рождаемая правом и обязанностью одного человека — командира — посылать на смерть других, впервые выдвинутая в центр повести «Батальоны просят огня», она была подсказана Отечественной войной, проливавшей новый свет на вечные и, казалось бы, неизменные проблемы войны и военной психологии. Преломляясь сквозь призму нравственности и гуманности, она касалась не частных сторон индивидуальной психологии, а имела историческое значение.
Мужество выбора и ответственности в повести «Батальоны просят огня»