«Мы сделались приятелями…»
В 1839 году в третьем номере журнала «Отечественные записки» была опубликована повесть Михаила Лермонтова «Бэла». Затем в одиннадцатом номере появилась повесть «Фаталист» и во второй книжке журнала за 1840 год — «Тамань». В том же году уже известные читателю три новеллы, повествующие о различных эпизодах жизни некоего Печорина, вышли в печати как главы романа «Герой нашего времени».
Критика встретила новое произведение неоднозначно: завязалась острая полемика. Наряду с бурными восторгами Белинского, назвавшего роман Лермонтова произведением, представляющим «совершенно новый мир искусства», увидевшего в нем «глубокое знание человеческого сердца и современного общества», «богатство содержания и оригинальность», ъ печати звучали голоса критиков, абсолютно не принявших роман. Один из самых ярых противников Лермонтова, некто А. С. Бурачок, утверждал, что образ главного героя романа — «эстетическая и психологическая нелепость», а в самом произведении «философии, религиозности русской народной и следов нет». Но как бы мы ни оценивали роман, нельзя не отметить то мастерство, с которым Лермонтов выписал своего главного героя.
На протяжении всего произведения автор как можно полнее стремился раскрыть внутренний мир своего героя — Григория Александровича Печорина. Композиционная сложность романа неразрывно связана с психологической сложностью образа главного героя. Неоднозначность характера Печорина, противоречивость этого образа выявлялась не только в исследовании самого его духовного мира, но и в соотнесении героя с остальными персонажами.
Кроме тех персонажей, которые почти всегда необходимы в разборе произведения , есть и такие, появление которых можно объяснить тем, что роман больше психологический, чем сюжетный. Доктор Вернер — скептик и материалист, как все медики, но в душе поэт. Человек, который «изучал все живые струны сердца человеческого, как изучают жилы трупа, но никогда не умел он воспользоваться своим знанием…».
Какую часть себя самого вкладывал Лермонтов в этого героя, «Мефистофеля» с байроновской хромотой и огромной головой на тщедушном туловище? Ведь и в Печорине есть часть Лермонтова… Между Вернером и Печориным царит полное взаимопонимание.
Печорин осознает, что «к дружбе не способен»; «из двух друзей всегда один раб другого». Злоязычный Вернер такого же мнения. И рассказ Вернера о том, что княжна увлечена Грушницким, радует обоих: из всего этого может получиться история, так как завязка уже есть, а потому Печорину не будет скучно среди «водяного общества». Печорин сам себе создает приключения, активно вмешиваясь в судьбу и жизнь окружающих, меняя ход вещей таким образом, что это он приводит к взрыву, к столкновению.
Он вносит в жизни людей свою отчужденность, свою тягу к разрушению. Он действует, не считаясь с чувствами других людей, не обращая на них внимания. Вся жизнь героя представляет собой цепь экспериментов над собственной личностью и другими людьми. Цель его — постижение истины, природы человека, зла, добра, любви. Именно так происходит и в случае с Грушницким.
Почему молодой юнкер так неприятен Печорину? Как известно, Грушницкий отнюдь не является злодеем, с которым стоило бы бороться. Это самый обыкновенный юноша, мечтающий о любви и о звездах на погонах. Он — посредственность, но ем$ присуща одна вполне простительная в его возрасте слабость — «драпироваться в необыкновенные чувства», «страсть декламировать». Он стремится играть модную среди юношей роль байронического разочарованного героя, «существо, обреченное каким-то тайным страданиям».
Конечно же, читатель понимает, что это пародия на Печорина! Поэтому-то он так и ненавистен Печорину. Вернер, мечтающий вырваться из нищеты, для денег не сделал бы и лишнего шага.
Он тоже экспериментирует над людьми, но в отличие от Печорина — пассивно, стараясь избежать столкновений с ними. Печорин же в разговоре идет до конца, выводя собеседника из себя. Для него счастье — «насыщенная гордость». Если Грушницкий — кривое зеркало Печорина — оттеняет истинность и значительность страданий этого «страдающего эгоиста», глубину и исключительность его натуры, доводит качества Печорина до абсурда, то в ситуации с Вернером с особой силой раскрывается вся та опасность, которая всегда заложена в индивидуалистической философии, присущей романтизму.
Лермонтов не стремился выносить нравственный приговор. Он лишь с огромной силой показал все бездны человеческой души, лишенной веры, проникнутой скептицизмом и разочарованием.
«Мы сделались приятелями…»