«Нате!» анализ стихотворения Маяковского

Поэты — люди необычные. Не такие, как все. У них обостренное восприятие действительности, особый, метафорический, язык. Простому обывателю поэзия чужда.

Очевидно, поэтому противостояние поэта и толпы в русской литературе известно еще со времен Александра Сергеевича Пушкина, а в мировой — с древнегреческих времен. В 1828 году, в тяжелое для себя время неопределенности, одиночества Пушкин написал стихотворение «Поэт и толпа». Его герой, не имеющий взаимопонимания с «чернью тупой», предпочитает творческое уединение.

Не таков герой поэта ХХ века Владимира Маяковского. Как и сами футуристы, как и сам Владимир Маяковский, герой ранней лирики бросает вызов толпе. Даже названия этих произведений содержат призыв сродни приказу: «Послушайте!», «Нате!», «Вам!».

В стихотворении «Нате!» поэт не «небес избранник», а «грубый гунн». А собирательный Образ толпы отвратителен:

Толпа озвереет, будет тереться, Ощетинит ножки стоглавая вошь.

Уже с первых строк, когда герой уверен, что через час «вытечет по капле ваш обрюзгший жир», становится очевиден обличительный пафос этого стихотворения. Причем самому поэту довелось бросить это Обличение в лицо благопристойной буржуазной публике, которая собралась на открытие кабаре «Розовый фонарь», а Маяковский был приглашен в качестве гостя.

Стихотворение «Нате!» противопоставляет не просто поэта и толпу. В начале ХХ века, накануне Первой мировой войны, жизнь в России не отличалась высоким уровнем. Поэтому в кафе, рестораны, кабаре приходили люди, получавшие большие доходы: спекулянты, торгаши, мещане.

Такие представители общества наживались подчас на чужой беде, сами при этом богатея, а тратили их на еду и развлечения.

Для героя этот вещный мир связан с сытостью и, как следствие, с самодовольством и тупостью. Мир героя представлен другими ценностями: его богатство — «столько стихов шкатулок», а сам он — «бесценных слов мот и транжир». Конечно, он так называет себя потому, что готов раскрыть душу любому, чтобы драгоценные слова дошли до сердца каждого, но только достойных слушателей не видит.

Это либо мужчина, у которого «в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей», либо женщина, на которой «белила густо», и она «смотрит устрицей из раковины вещей».

Пока они безобидны: ведь тот, кто сидит в своей «раковине вещей», может там провести всю жизнь, не причинив никому никакого вреда. Есть такой человек или нет — не интересно. Еще в сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пескарь» был высмеян такой тип обывателя, который «жил — дрожал и умирал — дрожал».

Но Маяковский понимал, что рано или поздно таких людей станет больше, и они превратятся в угрожающую силу — в «стоглавую вошь», которая «ощетинит ножки» и «в калошах и без калош» взгромоздится на «бабочку поэтиного сердца». Такая метафора, на первый взгляд, несопоставима по стилю с лексикой всего стихотворения: это не грубые слова, это не эпатирующие высказывания, наконец, это не вызов. Наоборот, бабочка — существо хрупкое и беззащитное, которое нельзя трогать руками, даже просто задевать, иначе бабочка погибнет.

После прочтения этих строк на какой-то миг становится искренне жаль героя, обреченного на такую «славу». Но уже в следующем четверостишии проявляется прежний герой — уверенный в себе, громкоголосый, презирающий всех, кто с ним не вровень. Человеческая природа, как считал Маяковский, — это единство двух начал: биологического и духовного.

В буржуазном обществе эти начала разъединены, поэтому духовное не только отделено от материального — ему просто нет места. Поэтому все материальное автор изображает нарочито отталкивающе: «обрюзгший жир», «недоеденные щи», «в усах капуста».

В последнем четверостишии появляется «грубый гунн», который не только может себе позволить не кривляться перед жующей толпой, но может даже «захохотать и радостно плюнуть в лицо» тем, для кого искусство всего лишь повод развлечься. Композиция замыкается в кольцо повторением слов из начала стихотворения:

Я бесценных слов транжир и мот.

Таким образом, последнее слово остается за героем. В этом весь Маяковский. В его ранней поэзии, по признанию критиков, слышен эмоциональный диапазон — от страстного накала до застенчивой робости, от доверительного признания до гневной обличительной речи. Лирический герой становится неким средоточием гармонии, поэтому оказывается в одиночестве.

Возможно, вызов, звучащий в стихотворении «Нате!» — это не столько желание обличить, сколько стремление обратить на себя внимание, быть услышанным среди миллионов разъединенных людей, найти таких же, как сам герой. Неповторимость всему стихотворению придают как неологизмы Маяковского , так и его необычные метафоры .