«Не трогай в темноте…»

Анализ стихотворения Федора Сологуба

Не трогай в темноте Того, что незнакомо — Быть может, это — те, Кому привольно дома.

Кто с ними был хоть раз, Тот их не станет трогать. Сверкнет зеленый глаз, Царапнет быстрый коготь, —

Прикинется котом Испуганная нежить. А что она потом Затеет? Мучить?

Нежить?

Куда ты ни пойдешь, Возникнут пусторосли. Измаешься, заснешь. Но что же будет после?

Прозрачною щекой Прильнет к тебе сожитель. Он серою тоской Твою затмит обитель.

И будет жуткий страх — Так близко, так знакомо — Стоять во всех углах Тоскующего дома. 11 декабря 1905 года

Это стихотворение одно из наиболее мистических произведений Федора Сологуба. Каждая его строчка пронизана страхом и ужасом перед чем-то неведомым, враждебным человеку. Этот страх перед жизнью, вернее, перед ее непредсказуемостью, невозможностью найти точку опоры и постоянным погружением в какую-то трясину, в которой задыхаешься, но и вырваться из нее невозможно, прошел через всю поэзию Ф. Сологуба.

И чувства загнанного в угол человека, оказавшегося лицом к лицу с бесплотными обитателями этого мира, удалось поэту с невероятной достоверностью передать в стихотворении «Не трогай в темноте…». Он действительно следовал своему принципу «рассказывать то, что внутри вас», потому, без всякого сомнения, хочется верить его словам, пусть пугающим, но не лишенным какой-то удивительной искренности.

«Не трогай в темноте» — это призыв, обращение к читателю с просьбой: «не трогай в темноте того, что незнакомо». Удивительно, но то, что пугает героя, не названо на протяжении всего стихотворения ни разу. Читателю только по намекам, столь характерным для символистов, остается догадываться, что же это за существа. Каждый раз они называются в третьем лице: «те, кому привольно дома»; «кто с ними был хоть раз»; «он»; «она». Единственная конкретная характеристика этих существ — нежить.

Но что это за нежить? Как она выглядит? Откуда взялась? В. Даль так определял значение этого слова: «все, что не живет человеком, что живет без души и без плоти, но в виде человека: домовой, водяной, русалка и так далее».

Но, мне кажется, совсем не этих существ видел лирический герой. Скорее здесь те духи, которые не имеют собственного обличья, принимают чьи-то личины. И действительно, в последних стихах второй строфы и первом стихе третьей Ф. Сологубу удается передать неуловимый, будто бы ускользающий облик этих существ:

Сверкнет зеленый глаз, Царапнет быстрый коготь, — Прикинется котом…

Мы буквально видим в темноте мгновенно вспыхивающий и тут же гаснущий блеск зеленых глаз, слышим этот звук царапающего когтя по полу. Эпитет «быстрый» точно отражает невозможность четко разглядеть, зафиксировать свое внимание на существе, способном оказаться в одно и то же время в разных углах комнаты, а вместе с тем здесь чувствуется и страх перед когтями нежити, от которых не успеешь спрятаться. Но всю нашу уверенность в том, что мы хоть чуть-чуть сумели увидеть нежить, Ф. Сологуб разрушает единственной строчкой: «прикинется котом». Это не ее настоящий облик, а лишь личина, маска, под которую человеку не суждено заглянуть. Инверсии этих трех строк как раз и подчеркивают неожиданную для человека разгадку: он так и не увидел лицо враждебного ему существа.

Нежить обманула человека, прикинулась котом. Здесь не случайно появляется этот образ-символ. Кошка в фольклорной литературе всегда была символом чего-то загадочного, мистического, именно она считалась существом, связанным с другим миром, закрытым для людей.

И как раз сейчас человека начинает мучить страх неизвестности. Лирический герой задается вопросами о том, что же дальше будет делать эта нежить, но они остаются без ответа, становятся риторическими. Ф. Сологуб передает и страх перед этими существами, и в то же время неодолимое желание узнать их:

А что она потом Затеет? Мучить? Нежить?

Это неведомое существо само решает, что ему делать с человеком, который полностью оказывается в его власти. Может, оно пришло поиграть с ним, довести до смертного ужаса, а может, и соблазнить, что встречалось уже в лирике Ф. Сологуба. Сологубовская нежить почему-то «испуганная», хотя, казалось бы, ей нечего бояться , но поэт дает именно такой эпитет слову «нежить». Невольно приходит в голову мысль, что нежить не настолько всесильна, какой видится в темноте ночного ужаса, что она и сама боится чего-то — света. Полностью объяснить это невозможно, Ф. Сологуб — символист, он передает свои ощущения, которые могут и не возникнуть у другого человека.

В данной строфе интересна рифма: Нежить-нежить. Так здесь проявляется ассоциативность его поэзии: нежить — не просто неживое существо, а существо, обладающее какой-то дикой, непонятной, но тем не менее ощущаемой лирическим героем нежностью. Это не серая Недотыкомка, семенящая и ухмыляющаяся, а существо, не лишенное, быть может, и некоторой красоты, притягательности своей бесплотностью.

Оно манит и притягивает, смеется и пугает, соблазняет и наводит ужас.

Четвертая строфа передает безысходность положения человека, невозможность вырваться из этой паутины, которая тебя оплетает и душит: «куда ты ни пойдешь, возникнут пусторосли…» Слово «пусторосли» не изобретение Ф. Сологуба, оно встречалось в говоре тверских крестьян и до этого, но он придал ему особый, свой, смысл, что нередко делали многие другие символисты. «Пусторосли» — символ чего-то пустого, ненужного, а вместе с тем вредного и губительного. Как и всякий символ, он многозначен. Иннокентий Анненский трактовал его как «что-то глупо — кошмарно — дико — разросшееся, вроде назойливо несказанных и цепких слов, из которых иной раз напрасно ищешь выдраться в истоме ночного ужаса». А может, это как раз те, кого не стоит трогать ночью, они бесплотны, вырастают из пустоты перед человеком. Если же увидеть в этом слове обобщающий смысл, то «пусторосли» — это все мысли, поступки человека, которые делают его жизнь невыносимой, пустой, лишают ее содержания.

Лирический герой каждый раз дает нам призрачную надежду , но тут же ее отнимает: «Но что же будет после?» Поэту удается нагнетать страх, внушать ужас, не прибегая к каким-то особым формам, оставаясь верным своему стремлению к простоте.

В пятой строфе стихотворения вновь появляется загадочный, мистический образ «сожителя». И снова Ф. Сологуб дает нам только намек на то, кто же он . Это уже не нежить в образе кошки, а бестелесное существо, не менее, а может, и более страшное, пугающее. Оно не имеет очертаний, тела, но заполняет всю обитель «серой тоской».

Казалось бы, здесь противоречие: существо, имеющее щеку, показано огромным, необъятным. Но именно так Ф. Сологуб и выражает «непередаваемость» облика «сожителя». Страх застилает глаза человеку, поэтому существо, находящееся рядом, фантастически меняет свой внешний вид. Оно не имеет тела, но его присутствие физически ощущается лирическим героем, что подчеркивается такой деталью, как «щека прозрачная», этот «сожитель», существо, находящееся постоянно рядом, льнет к человеку, вновь проявляется мотив какой-то нечеловеческой нежности.

То, что тоска, распространяемая этим существом, точнее, видимая, чувствуемая человеком, серая — не случайно. Для Ф. Сологуба, как и для многих символистов, большую роль в его поэзии играл цвет. Это не черная, смертельная тоска, от которой совсем недалеко до избавительницы — смерти, а серая, тусклая, несущая только ощущение погружения в липкую паутину, где ты ни жив, ни мертв.

И, наконец, последняя строфа отражает чувство, к которому постепенно нас вел Ф. Сологуб на протяжении всего стихотворения, — «жуткий страх». Поэт, чья лирика была весьма скупа на эпитеты, все же не удержался, чтобы не дать своему излюбленному слову «страх» определение «жуткий», не отличающееся какой-то особой вычурностью, но очень емкое. Это беспредельный страх от встречи с нежитью, жутью, не поддающийся описанию, который можно только почувствовать в темноте ночи. Мы действительно почти физически ощущаем описываемое поэтом чувство. С помощью метафоры Ф. Сологуб наделяет страх какими-то вещественными характеристиками: он «стоит во всех углах… дома».

Страх как будто сгустился, его можно увидеть, он вот-вот материализуется в какое-то чудовищное существо. Рефрен слова «так» подчеркивает бесконечность этого ужаса, который повторяется каждой ночью, всю жизнь, отравляя ее. Появляется олицетворение — «тоскующий дом», усиливающее чувство безысходности: весь Дом заполнен странными существами, от них некуда деться. Этот «тоскующий дом» может выступать как символ всего мира, залитого «серой тоской» замирающего от ужаса человека.

В стихотворении нет и намека на то, что хоть кто-нибудь может помочь. Поэт с пугающей ясностью показывает совершенное одиночество: его слова «одиночество — общий удел» на уровне ассоциаций, интуиции подтверждаются этим стихотворением: человек остается один на один с нежитью, своим страхом, тоской, которые не отступают от него ни на шаг. Хозяевами жизни оказываются «те, кому привольно дома»; друг, брат — все отступает перед этим страшным «сожителем».

Возможна неоднозначная трактовка и образа темноты, появляющейся в начальной строфе стихотворения. Что это за темнота? Здесь имеется в виду не просто отсутствие дня, света, но, может быть, темнота символизирует неизвестность, жизнь человека. Лирический герой просит «не трогать в темноте того, что незнакомо». Но разве что-то может человеку быть знакомо в темноте, разве предметы не меняют свой внешний облик, разве самые обычные и хорошо знакомые вещи не превращаются в фантастических чудовищ?

Тогда встреча с «теми» существами становится неизбежной, а предчувствие этой встречи начинает отравлять человеческую жизнь. Сам человек оказывается на краю пропасти, в которую может упасть в любой момент. Лирический герой пережил встречу с нежитью и теперь предупреждает нас об этой опасности. Мне кажется, что для него главное не столько предупредить, сколько напугать человека, он испытывает какое-то наслаждение, проводя нас через все муки страха, которые он сам испытал.

Поверить лирическому герою или отвергнуть его слова остается делом читателя.

Поэту все же удается убедить нас в искренности этого предупреждения посредством «магии слов», с помощью звука своего голоса. Аллитерация звуков «т», «ш», «п», то есть глухих согласных, придает большинству строф какое-то шепчущее звучание, как будто тебя предупреждают о чем-то грозном, страшном на ухо, тихо, чтобы не разбудить нежить, стерегущую в темноте любого человека, что еще более нагнетает атмосферу страха. К концу стихотворения, особенно в его последней строфе, становится больше звонких звуков, голос звучит уже не так приглушенно , но не менее зловеще. Это соответствует моменту полного погружения человека в страх, пугающее пророчество лирического героя достигает своей высшей точки.

И если на протяжении всего стихотворения голос хоть иногда, в отдельных звуках, был громок, то теперь, в последних двух стихах шестой строфы, Ф. Сологуб отнимает у нас надежду: его голос, стихая, переходит в шепот, который тоже скоро должен исчезнуть, оставляя нас наедине со своим страхом и темнотой ночи. Поэту больше нечего добавить, все дальнейшее безумно-кошмарное действие ощущается нами без слов; эта страшная прелюдия подводит нас к черте, отделяющей от тех мест, которые не поддаются описанию человеческим словом. И уже за нами остается право выбора: увидеть ли в этом предупреждении лишь бесплотные фантазии лирического героя, уловить ли в нем насмешку человека, со стороны глядящего на нас, более мудрого, потому способного увидеть всю зыбкость земного существования, или же поверить в искренность этих слов. Мне кажется, возникающие здесь образы тьмы, ее порождений, «тоскующего дома», возможно, символизирующего весь наш мир, погруженную в темноту землю, философская тематика данного стихотворения делают невозможным однозначную его трактовку. Единственное, что несомненно: «Не трогай в темноте…», мистическое, завораживающее, пугающее и притягивающее, вобрало в себя многие мотивы поэзии Ф. Сологуба, в нем причудливо отразилось мироощущение поэта, не менее загадочного и удивительного.

И каждый читатель пытается разгадать его загадку по-своему, руководствуясь собственным миропониманием, приближаясь или удаляясь от того смысла, который заложил в стихотворение сам поэт. Что бы мы ни увидели в этом произведении, определить, правы ли мы, будет невозможно, да и не нужно, так как Ф. Сологуб, как и все символисты, стремился возбудить в читателе собственный, неповторимый отклик, сделать процесс чтения процессом сотворчества.