Нравственные традиции в творчестве Шукшина

Шукшин видит эту силу и людей, которые подтверждают, что новая жизнь не только не враждебна лучшим традициям прошлого, по и продолжает их на новом, более высоком уровне. Жизнь идет навстречу этим людям. Но и сами люди должны найти пути к ней.

Таковы Пашка Холмапскпй и Гринька Малюгин. Таков Петр Ивлев . Мне кажется, Пашка Холманский не только говорит сам за себя, но и, пожалуй, позволяет понять, почему многие другие «положительные» герои Шукшина оказываются часто беспомощными, беззащитными.

Пашка так же добр, как и они, так же душевно деликатен и наивно-доверчив. Но, в отличие от них, он необычайно, прямо-таки неукротимо активен, и это рождает в нем такую жизненную волю, такой жизненный напор, что он всегда и во всем имеет возможности оставаться самим собой. Его человеческая талантливость проявляется в той дерзкой убежденности, с какой он вмешивается в жизнь, и убежденность эта рождает в нем огромную внутреннюю свободу, фантазию, размах, артистизм.

Поэтому, даже совершая как будто явные глупости, он все равно творит добро — таким людям обычно удается в жизни все.

Пашка — одни из редких шукшинских героев, кто не тянет за собой психологический груз своего деревенского, «патриархального» прошлого, по «оглядывается назад». В рассказе о нем кратко сообщается, что он «был родом из кержаков, откуда-то с верхних сел Катуни, но решительно ничего не усвоил из старомодного неповоротливого кержацкого уклада». Вероятно, именно это обстоятельство н дало основание Алле Марченко рассматривать Пашку в системе характеров, полностью «оторвавшихся» от деревни, и возвести его родословную к довольно-таки неожиданным предкам. «Без особого труда, — пишет она, — мы угадываем характер прототипа — это так называемый «шалопутный парень»… Мишка из «Привычного

Дела», — а если чуть дальше заглянуть, то можно вспомнить и астафьевского Генку из рассказа «Дикий лук»» .

Не имеет никакого смысла входить сейчас в сравнительный анализ персонажей, названных А. Марченко, ; ибо уже сама попытка сопоставить столь песопостави — -: мые образы представляется в достаточной степени но — ; серьезной. Следует лишь заметить: к чему-чему, а уж : к категории «шалопутных парпен» ни Пашка Холмаи-ский, ни его кинодвойник Пашка Колоколыгаков из фильма «Шивет такой парень» никак не могут быть ; отнесены. «Шалопутный парень»-это ведь что? Это; человек «неуправляемый», человек, что называется, ! без царя в голове.

Поступками его всегда руководит прихоть, минутное впечатление, и каких-либо убеждений все это не предполагает. Кроме, пожалуй, одно — . го — детски-легкомысленного служения моменту, минуте, бездумному порыву. Потому «шалопутный парень» — это всегда в той или иной степени эгоист.

Есть, кстати, «шалопутные парни» и среди героев Шукшина. Иван, например, из рассказа «В профиль и анфас». Хотя некоторые речи его звучат чуть более серьезно, нежели можно было бы ожидать от «шалопутного пария», и тем самым вводят в заблуждение того же, к примеру, В. Чалмаева, услышавшего в них отзвуки «вечного нравственного поиска», однако нет ; никакого сомнения, что Иван сам не знает, чего он хочет.

Его темные чувствования, его слепой бунт против «фраерства» — слово, которым он обозначает скорее всего элементарную нравственную дисциплину, — все это не что иное, как своего рода гримасы индивидуализма. Думается, совсем не случайна последняя мысль, которой Иван, уходя из деревни, как бы подводит черту под своим жизненным опытом: «Нет, надо на свете одному жить. Тогда легко будет».

Вот потому-то прежде всего и нельзя причислить Пашку Холмапского-Колокольникова к «шалопутным парням». За внешним эксцентризмом его поступков, за импульсивностью и нарочитой «городской» развязностью его манер — за всем этим скрывается, как это ни парадоксально, необыкновенно чуткая и нежная душа, наивная и потому особенно трогательная убежденность в своем призвании творить добро.

Деревенская жизнь вполне суверенпа, но не обособлена, не замкнута в себе. Она достаточно самобытна, чтобы порождать свои собственные конфликты, не зависящие от ее взаимоотношений с городом, и в то же время достаточно органично связана с общенародной жизнью, чтобы конфликты эти имели не только «местный» характер. Именно такой срез деревенской действительности и дает Шукшин в своих рассказах.

Многие его герои подвергаются испытанию на прочность, так сказать, па «чужой территории»). Город, городская жизнь предлагают им задачи, с которыми они не сталкивались у себя в деревне. И они решают или не решают их в зависимости от того, находят или нет силы «обнаружить нравственную основу, нравственную крепость» в себе.

Однако и деревенская действительность для человека — отнюдь не только «родные степы», которые «всегда помогают». Нравственная основа, нравственная крепость здесь так же нужны, как и за «околицей», потому что и испытаний в деревне на долю человека выпадает по крайней мере столько же. А если учесть, что зло, с которым должен бороться деревенский человек, облечено для пего в свои, привычные и оттого подчас трудноразличимые формы, то придется признать, что борьба эта принимает для пего еще и особо сложный характер.

Домашний враг, как известно, самый опасный…