О баснях Крылова

Рассматривая споры о басне, мы не касались существа принципов басенного творчества Крылова и внесенных им в басню изменений. Крылов не был теоретиком, а характеристика его творчества дается в статьях других авторов. Здесь мы лишь отметим связь новаций Крылова-баснописца с теоретической полемикой.

По-видимому, существует некоторая объективная зависимость между положением молодого Крылова в литературе и его поздним обращением к жанру басни.

Крылов выступил в качестве фактотума И. Г. Рахманинова. История с отказом ставить «Американцев» показывают, до какой степени болезненно воспринимал Крылов пренебрежительное отношение к себе. В журналах своих он обрушился на литературную кастовость.

В конце века еще цепко держались за представления об «образованном писателе». Сколько бы ни говорили о таланте и гениальности, но писатель «просвещенный» всегда противопоставлялся писателю «низкому», не стоящему на высоте дворянской культуры и не способному поэтому быть «учителем общества». Спор, даже реальная борьба по этому поводу наметились в 1760-е годы и, как это ни странно, звучали еще в полемике масонов с Карамзиным.

Для писателей конца века обращение Крылова и Клушина к журнальной деятельности и создание своего рода «Типографической компании» казалось непомерной претензией. Карамзин и Дмитриев, говоря об издающихся этим обществом журналах, потешаются — в первую очередь над странностями орфографии и теоретических заявлений Клушина. Как известно, официальное учреждение «Типографии Крылова с товарищи» датируется 8 декабря 1791 г. Но несмотря на давние дружеские отношения членов-учредителей, самая организация не могла быть одномоментной, и слухи о замысле продолжателей Новикова разошлись широкими волнами по Москве и Петербургу.

Именно в это время Карамзин оценивает издателей «Зрителя» как монолитную группировку.

За кружком, к которому принадлежал Крылов в 90-е годы, закрепился эпитет «демократический», а за его участниками — название «молодые якобинцы». Это, однако, не означает, что и России XVIII в. социальные конфликты были вполне осознанными в области культуры и приобретали характер прямого противопоставления классовых точек зрения. Не приходится забывать, что культура XVIII в. в наиболее значительных ее проявлениях формировалась как культура дворянская.

Ее деятели по сословной принадлежности либо были дворянами, либо постоянно вовлекались в это сословие, правящее страной.

Не столько социальное, сколько сословное представление об обществе до крайности усложняло позицию так называемой разночинной интеллигенции, выдвигая на первый план скорее антагонизм родового и служилого дворянства, чем дворянства. Несмотря на скудость мемуаров о Крылове, круг его ранних знакомых очерчивается довольно четко. Его составляли члены типографического сообщества, группа, которую, как показывают

Многочисленные исследования, объединяли не только коммерческие цели. К близким знакомым можно отнести Н. Краснопольского , а если учесть также и сотрудников журналов Крылова-Клушина, то обнаружим, что это прежде всего кружок людей, связанных с театром. Особенностью его является как относительная молодость участников, так и их обособленное положение в литературной иерархии.

Драматурги XVIII в. делятся на две большие группы — оставшиеся почти в полной неизвестности авторы, писавшие специально для театра, и авторы, которых современники считали создателями собственно литературных произведений. Труд первых рассматривался как работа на заказ и оплачивался как перевод, поскольку главным образом речь и шла о переводах и переделках. Создававшийся ими повседневный репертуар пьес обычно не попадал в печать.

Вторую группу составляли драматурги-идеологи — Сумароков, Херасков, Княжнин, Николев.

Борьба «мелкотравчатых писателей» за право на литературное творчество, за литературное признание началась еще в 60-е годы, одновременно с расширением литературной среды, и принимала впоследствии множество оттенков. Она-то затем и оценивалась как проявление противоречий между демократической и дворянской литературой. Участие в этой борьбе Крылова можно считать доказанным.

Характерно, что и в близкой ему литературной среде Крылов не считался фигурой первой величины. Лишь несколько лет спустя он заслонил фигуру энергичного Клушина. В 90-е годы соотношение репутаций было совсем иным. Если пьесы Крылова с трудом попадали на сцену, то комедии Клушина пользовались шумным успехом.

Клушину принадлежит львиная доля текста в журналах «Зритель» и «Санкт-Петербургский Меркурий», и, что самое главное, он был автором той злободневной части материалов , которая определяла лицо сатирического издания. Судя по примечаниям на присылавшиеся в журнал произведения, он самостоятельно ведал его редактурой. Главой издания считали его и карамзинисты.

Клушину принадлежит также единственный в «Зрителе» отзыв о басне. В одном из писавшихся им «Портретов» содержатся нападки на «Российского Эзопа», плодовитое воображение которого породило «редкую» басню — «Пес и собака»: «греческий Эзоп заставлял рассуждать зверей как людей; у русского баснописца люди рассуждают как скоты, но, несмотря на это, академия поместила его в число своих ученых».

И тем не менее Крылов становится баснописцем только спустя десятилетие, в 1805 г. Процесс обновления русской басни на переломе веков происходил без его участия.

По первым басням карамзинисты оценили Крылова как своего единомышленника и союзника. Сам Дмитриев одобрил, а Шаликов, представлявший в это время московский кружок журналом, напечатал сочинения нового баснописца. Сюжет одной из трех первых басен, «Дуб и трость», в XVIII в. обрабатывался по меньшей мере шесть раз , и она была примером соревнования с несколькими поэтами сразу. «Разборчивая невеста» до Крылова была переведена Хвостовым и вошла в состав «Притч» 1802 г. 11о словам Хвостова, она относится к числу самых ранних. и была «счастлива в рукописи», т. е. одобрена тем кружном, к которому он в то время принадлежал. Вслед за публикацией Крылова Хвостов напомнил о своем приоритете и перепечатал ее в «Друге просвещения» .

Третья басня, появившаяся в «Московском зрителе», — «Старик и трое молодых» — противостояла переводам как Хвостова, так и Дмитриева.