О душевном облике Кабанихи, чертах ее личности, взаимоотношениях с другими героями

План:

Как в диалоге оправдывается характеристика, которую дает Кабанихе Кулигин: «Ханжа, сударь! Нищих оделяет, а домашних заела совсем!» На каких основах должна, по мнению Кабанихи, строиться семейная жизнь? Каковы особенности речи Кабанихи? Как они связаны с жизненной позицией и характером Кабанихи? Соответствует ли образ, созданный артисткой Сергеевой в прослушанной» сцене, вашим представлениям о Кабанихе? Как относятся к Кабанихе и ее поучениям Тихон, Варвара, Катерина?

Внимание следует обратить на то, что основой семейного деспотизма в темном царстве являются домостроевские, законы жизни. На ее стороне «ложная мудрость» прошлых веков. Она говорит от лица целого поколения, постоянно употребляя нравоучительные сентенции обобщающего характера («Не очень-то нынче старших уважают», «Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то» и т. д.).

Все это придает фигуре Кабанихи монументальность. Ее образ вырастает до символа патриархальной старины. Опираясь на авторитет старины, Кабаниха широко использует в своей речи народную фразеологию, пословицы и поговорки («Что ты сиротой-то прикидываешься? Что ты нюни-то распустил?» «Чужая душа — потемки»), которые сообщают ее словам особую весомость и убедительность. Властная, деспотичная Кабаниха непрерывно точит домашних. Размеренный, монотонный характер придают речи Кабанихи повторы слов, словосочетаний, однотипных предложений («… кабы своими глазами не видала да своими ушами не слыхала», «… что мать ворчунья, что мать проходу не дает, со свету сживает» и т. п.).

«Уже при первом появлении Кабанихи, шествующей степенно и медленно во главе своей семьи — Тихона, Катерины, Варвары, — она гипнотизировала зрителей мрачной многозначительностью своего шага. В ее медленном движении было что-то от схимы, от пострига, от ритуала, торжественность которого равна его суровой неумолимости. Одетая вся в черное, она казалась строгой игуменьей, ревниво оберегающей уклад и обычаи своего монастыря…

И как бы ни был страшен этот выход Кабановой — Чижевской, еще страшнее была ее речь. Говорила она тягучим, монотонным, очень низким голосом, в котором не было ничего живого, заставляющего думать, отвечать, надеяться, чувствовать. Так на протяжении всей роли она изматывала и Катерину, и Тихона, изматывала какой-то одуряющей внутренней неподвижностью своих интонаций, изматывала бессердечным, слишком настойчивым своим взглядом».

Обратим внимание на ремарки автора. Кабаниха «горячо» откликается на нелепые, с ее точки зрения, суждения Тихона, но тут же «совершенно хладнокровно» произносит: «Дурак!.. Что с дураком и говорить! Только грех один!». Кабаниха страшна именно убежденностью в своей правоте. В каждом ее слове чувствуется сдержанная, мрачная сила. Этой внутренней силы Кабанихи и не, донесла в своем чтении артистка.

Таким образом, уже в первых явлениях перед нами раскрываются острые столкновения героев, которые складываются в единый конфликт самодуров и их жертв. Монолог Кулигина выводит нас за пределы личных взаимоотношений действующих лиц и придает этому конфликту широкое общественное звучание.

«Самодурство… — писал Добролюбов, имея и виду но только семейный деспотизм, но и всю систему общественных отношений в царской России, — дошло до крайности, До отрицания всякого здравого смысла; оно более чем когда-нибудь враждебно естественным требованиям человечества и ожесточеннее прежнего сидится остановить их развитие, потому что в торжестве видит приближение своей неминуемой гибели… И имеете с тем самодурство, как мы видели, потеряло свою самоуверенность, лишилось и твердости в действии их, утратило и значительную долю той силы, которая заключалась для него в наведении страха на всех. Поэтому протест против него не заглушается уже в самом начале, а может превратиться в упорную борьбу».