О Ф. И. Шаляпине из кн. «Страницы жизни» (Рождественский)

Я сидел один в полутемной комнате, погруженный в какую-то книгу, и не слышал звонка в передней. И вдруг, подняв глаза, увидел на пороге громаднейшую фигуру в распахнутой шубе и высокой бобровой шапке. Это был Ф. И. Шаляпин. Я видел его лицо до сих пор только на страницах иллюстрированных журналов. Он заполнял собою все пространство распахнутой двери, а за ним где-то в полумраке белела пелеринка смущенной горничной.

— Алексей дома? — прогудел его хрипловатый с мороза голос.

Не дожидаясь ответа, он подошел ко мне, бесцеремонно заглянул в лежавшую передо мной книгу. Сероватый рассеянный взгляд его скользнул по светлым пуговицам моей студенческой тужурки. — Филолог? Энтузиаст?

По вихрам вижу! Я не нашелся, что сказать. Величественным, медленным шагом Шаляпин направился через всю обширную комнату к двери библиотеки. Он шел, как идут на сцене знатные бояре, как какой-нибудь старый князь Иван Хованский, окруженный почтительной челядью. Ничто не нарушало спокойствия его внезапно окаменевшего лица.

И тут откуда-то из-за угла выскочила с оглушительным лаем Буська, коричневый бульдог, любимица всей семьи. Она пришла в ярость, чувствуя запах медвежьей шубы, ее янтарные прозрачные глаза вспыхнули колючей искрой собачьей ненависти, кожа складками собралась на загривке, упругие ляжки напряглись перед решительным прыжком.

— Ах, вот вы как? — опять прогудел Шаляпин, и все лицо его собралось в такие же угрожающие бульдожьи складки. В какую-то долю секунды он очутился на четвереньках и мелкими торопливыми шажками побежал навстречу Буське, волоча по гладкому паркету полы своей шубы. В эту минуту он обрел разительное сходство с вылезшим из берлоги медведем — даже рявкнул приглушенно раза два-три. Но что сделалось с несчастной собакой! Буська, взвыв от ужаса и неожиданности, задом поползла под диван, царапая разъезжающимися лапами скользкий пол.

Шаляпин усмехнулся под нос и вновь выпрямился во весь гигантский рост. Серьезно и медлительно, как за минуту до этого, он продолжал свое боярское шествие. А в дверях кабинета стоял Горький и, сморщившись, давился от беззвучного смеха. Шаляпин часто бывал в эти дни в кронверкской квартире, и я гораздо чаще привык видеть его в домашней обстановке, чем на сцене.

В тот зимний сезон он играл в театре Народного дома, тут же на Кронверкском, и часто после спектакля заезжал ужинать к Горькому. Как ясно вижу я его за столом священнодействующим над разными закусками и салатами! Он оживленно рассказывает что-то, а сам в это время тянется к соуснику, угловато, торжественно развернув ребром поставленную ладонь. И каждому ясно, что он только что пел Олоферна, — до того этот безотчетный для него самого жест напоминает рельефные изображения властелинов Ассирии.

Даже глаза Федора Ивановича несколько сужены по-восточному. Временами он, забывшись, подносит руку к несуществующей, завитой в смоляные колечки бороде.

А сам рассказывает что-нибудь о Нижегородской ярмарке, хвалит никому не ведомое испанское вино или передает последний театральный анекдот.