О. Мандельштам и его лирика

Осип Эмильевич Мандельштам родился в Варшаве в мелкобуржуазной семье. Детство и юность провел в Петербурге и Павловске. Окончил Тенишевское училище.

В 1907 году он едет за границу — в Париж, Рим, Берлин, слушает университетские лекции в Сорбонне и Гейдельбергском университете. Как поэт дебютировал в журнале «Аполлон» в 1909 году, а еще через три года вышла первая книга его стихов под названием «Камень», возвестившая миру о рождении еще одного талантливого русского поэта. Мандельштам — поэт философского склада, с обостренным интересом к истории. Влюбленный в Древнюю Элладу, он глубоко ощущал связи русской культуры с эллинизмом, полагая, что благодаря этой преемственности «русский язык стал именно звучащей и горящей плотью».

В стихотворениях Мандельштама звучит торжественное, чуть архаичное, полновесное слово. Это поэт большой изобразительной точности; его стих краткий, отчетливый и ясный, изысканный по ритмам; он очень выразителей и красив по звучанию. Насыщенный литературно-историческими ассоциациями, строгий по архитектонике, он требует пристального и внимательного чтения. Настроение «Камня» — меланхолическое. Рефреном большинства стихотворений стало слово «печаль» — «куда печаль забилась, лицемерка».

Однажды оговорившись: «Я от жизни смертельно устал, ничего от нее не приемлю», — Мандельштам затем твердо заявит о принятии мира со всеми его превратностями: «Я вижу месяц бездыханный и небо мертвенней холста; Твой мир болезненный и странный, я принимаю, пустота!» И в «Камне», и в сборнике «Tristia» большое место занимает тема Рима, его дворцов, площадей. В «Tristia» есть цикл любовных стихотворений. Часть из них посвящена Марине Цветаевой, с которой, по свидетельству некоторых современников, у поэта был «бурный роман».

Любовная лирика светла и целомудренна, лишена трагической тяжести. Влюбленность — почти постоянное чувство Мандельштама, но трактуется оно широко: как влюбленность в жизнь. Любовь для поэта — все равно что поэзия. В 1920 году, перед тем как окончательно соединить свою жизнь с Надеждой Яковлевной, Мандельштам испытал глубокое чувство к актрисе Александрийского театра.

Ей посвящено несколько стихотворений. Несколько стихотворений поэт посвятил А. Ахматовой. Надежда Яковлевна, жена и друг поэта, пишет: «Стихи к Ахматовой… нельзя причислить к любовным. Это стихи высокой дружбы и несчастья. В них ощущение общего жребия и катастрофы».

О любви Осипа Мандельштама к красавице Ольге Ваксель, о вызванных этим семейных раздорах подробно рассказала в своих воспоминаниях Надежда Яковлевна. Что поделаешь, Мандельштам действительно довольно часто влюблялся, принося огорчения своей Наденьке, а русская поэзия обогащалась прекраснейшими стихами на вечную тему любви. Мандельштам влюблялся, пожалуй, до последних лет жизни, восхищаясь жизнью и красотой.

Мандельштам одним из первых стал писать стихи на гражданские темы. Революция была для него огромным событием, и слово «народ» не случайно фигурирует в его стихах. В 1933 году Мандельштам написал антисталинские стихи и прочел их в основном своим знакомым — поэтам, писателям, которые, услышав их, приходили в ужас и говорили: «Я этого не слышал, ты мне этого не читал…» Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлевского горца.

В ночь с 13 на 14 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Ему всерьез угрожал расстрел. Но за него вступились друзья и жена.

Это сыграло свою роль; его выслали в Воронеж. После окончания трехгодичной ссылки Мандельштамы вернулись в Москву. 2 мая 1938 года Мандельштам вновь был арестован и осужден на пять лег исправительно-трудовых лагерей по обвинению в контрреволюционной деятельности. Затем Таганка, Бутырка, следование по этапу во Владивосток. Оттуда — единственное письмо, отправленное в октябре 1938 года.

На земле нет могилы Осипа Мандельштама. Есть лишь где-то котлован, куда в беспорядке сброшены тела замученных людей; среди них, по-видимому, лежит и Поэт — так его звали в лагере. В самых горьких стихах Мандельштама не ослабевает восхищение перед жизнью, в самых трагических, таких как «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…», звучит этот восторг, воплощенный в поразительных по новизне и силе словосочетаниях: «Лишь бы только любили меня эти мерзкие плахи, Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду…» И чем труднее обстоятельства, тем ощутимей языковая крепость, тем пронзительней и удивительней подробности. Тогда-то и появились такие дивные детали, как «океанических нитка жемчугов и таитянок кроткие корзины».

Кажется, за стихами Мандельштама просвечивают то Моне, то Гоген, то Сарьян… Не ограничена еще моя пора, И я сопровождал восторг вселенский, Как вполголосая органная игра Сопровождает голос женский… Это сказано 12 февраля 1937 года.

Счастье возникало в момент создания стихотворения, может быть, в самой тяжелой ситуации, и чудо его возникновения поражает больше всего. Не разнять меня с жизнью — Ей снится Убивать и сейчас же ласкать… Кажется, человек, идущий по воде, внушил бы нам меньший трепет. Непонятно, каких чудес нам еще нужно, если ежегодно в мае на пустыре зацветает сирень, если на почве бедности, неизвестности или прирожденного забвения, войн и эпидемий написана музыка Баха и Моцарта, если из «каторжной норы» до нас дошли слова декабриста Лунина о том, что в этом мире несчастны только глупцы и животные, если у нас под рукой лежат воронежские стихи Мандельштама. Переживание стихов как счастья — это и есть счастье.

Еще нелепей жалобы на то, что его нет в жизни, что оно возможно лишь в поэзии. «Нет счастья в жизни» — это вообще не человеческая, а уголовная формулировка. На противоборстве счастья и беды, любви к жизни и страха перед ней держится вся поэзия и в особенности — Мандельштама, выдержавшая самое тяжелое испытание в истории русской поэзии. «Жизнямочкой и умиранкой» назвал он бабочку. Так же он мог сказать и о своей душе. «Зрячих пальцев стыд и выпуклая радостность узнавания» водили его пером. Даже для изображения смерти Мандельштам привлекает самые живые и ощутимые подробности: Лиясь для ласковой, только что снятой маски, Для пальцев гипсовых, не держащих пера, Для укрупненных губ, для укрепленной ласки Крупнозернистого покоя и добра… В чем выражается любовь к изображаемому предмету?

В ласковом, самозабвенном внимании к нему. «Вода на булавках и воздух нежнее лягушиной кожи воздушных шаров». Такое пристальное внимание, готовое поменяться местом с изображаемой вещью, влезть в ее «шкуру», почувствовать за нее, и ведет и согревает эту поэзию, дает возможность ощутить подноготную мира и нашего сознания. «Мы стоя спим в густой ночи под теплой шапкою овечьей…», «Тихонько гладить шерсть и ворошить солому, как яблоня зимой, в рогоже голодать», «Кларнетом утренним зазябливает ухо», «Как будто я провис на собственных ресницах…» Разумеется, эта способность «впиваться в жизнь» замечательно сочетается у Мандельштама с высоким интеллектуализмом, но он не имеет ничего общего с абстракциями, рассудочностью, он погружен в жизнь, природу, историю, культуру, сцеплен с миром и мгновенно откликается на его зов. Поэзия внушает счастье и мужество, она наш союзник в борьбе с «духом уныния». Народу нужен стих таинственно-родной, Чтоб от него он вечно просыпался.

И льнянокурою каштановой волной — Его звучаньем умывался. Никто не может и сегодня с окончательной точностью назвать дату его смерти и место захоронения. Большинство свидетельств подтверждает «официальную» дату кончины поэта — 27 декабря 1938 года, но некоторое очевидцы «продлевают» его дни на несколько месяцев, а подчас и лет…

Еще в 1915 году в статье «Пушкин и Скрябин» Мандельштам писал о том, что смерть художника есть его последний и закономерный творческий акт. В «Стихах о неизвестном солдате» он провидчески сказал: … Наливаются кровью аорты, И звучит по рядам шепотком: — Я рожден в девяносто четвертом, Я рожден в девяносто втором… И в кулак зажимая истертый Год рожденья — с гурьбой и гуртом, Я шепчу обескровленным ртом: Я рожден в ночь с второго на третье Января в девяносто одном Ненадежном году — и столетья Окружают меня огнем. Смерть Мандельштама — «с гурьбой и гуртом», со своим народом — к бессмертию его поэзии добавила бессмертие судьбы.

Мандельштам-поэт стал мифом, а его творческая биография — одним из центральных историко-культурных символов XX века, воплощением искусства, противостоящего тирании, умерщвленного физически, но победившего духовно, вопреки всему воскресающего в чудом сохранившихся стихах, романах, картинах, симфониях.