О Пушкине, о завучах… о планах

«Ложь перед самим собой, выставляемая за правду, губит всю жизнь» .

Из экзаменационных тем 2004 года

У меня есть друг, много лет проживший в актерском общежитии. Однажды он опоздал на репетицию. Видимо, день, в который произошло именно это опоздание, был особенным.

И человек, отвечавший за присутствие актеров именно на этой репетиции, потребовал объяснений. А опоздание моего друга тоже было особенным из-за количества субъективных, а главное — объективных причин. В результате сложения этих обстоятельств и умножения на темперамент всех действующих лиц этой истории появился рассказ «Объяснительная», который потом и по радио звучал, и в книжку попал. А вспомнила я об этой истории, потому что сама попала в подобную и веду себя очень похоже.

Вместо того чтобы писать эти строки, мне необходимо было бы сейчас заняться составлением объяснительной записки — документа, объясняющего, почему отставание в прохождении программы по литературе в 9-м классе достигло таких размеров, что вслух и произнести нельзя: программа — документ государственный и за ее невыполнение много кого наказывают. Написать объяснительную записку мне нетрудно. Но для выражения чувств, мною испытываемых, рамки официально-делового стиля слишком тесны.

Планирование — дело полезное, оно учителя в рамках держит, распыляться не дает. Против этого, я думаю, никто возражать не будет. Первый урок планирования я получила в самом начале работы в школе, куда пришла в 1982 году . Первого сентября за парты уселись ученики четвертого «А» и «Б», и мы начали с ними повторять «изученное в 1-3-м классах».

Я была учителем неопытным, и это самое «изученное» почему-то никак не хотело повторяться. Проходили недели, а я каждый урок выводила слово «повторение» в графе «Тема урока». Когда, наконец расправившись с бумажной работой начала учебного года, завуч заглянула ко мне на урок и в журнал, то пришла в ужас.

Мне быстро и доходчиво объяснили, что такое программа и ее прохождение, и я поняла все прелести своего трехлетнего статуса «молодого специалиста»: учить можно — наказать нельзя.

Следующий уровень овладения сложной наукой соответствия программе и плану я прошла на пятом году своей работы, когда начала работать в 9-м классе. Заглянув в программу и увидев там: «Достоевский Ф. М. — 5 часов», я чуть не в слезах пошла к завучу . «Тебе зачем 1 час «Этики и психологии семейной жизни» протарифицировали?» — было мне ответом. Так я осваивала на практике интеграцию учебных предметов.

Вообще, время тогда было для учителя очень сложное, но как оттачивалось мастерство! Приходилось все время быть начеку: существовали такие методисты-виртуозы, которые, приходя на урок, сверяли потом тему его с записанной в журнале, и не дай Бог, если в дневнике у ученика к этому уроку было домашнее задание не из того параграфа!

Чуть позже я узнала, что есть учителя, которые МОГУТ! СЕБЕ! ПОЗВОЛИТЬ! : познакомилась с Евгением Николаевичем Ильиным, который оказал на меня огромное влияние. Правда, с его методико-педагогическими принципами я очень скоро стала спорить, но до сих пор благодарна ему за удивительное чувство свободы, которое тогда ощутила.

Правда, и тут было не все до конца честно. Заполнения журнала от Ильина никто не требовал. А еще выяснилось, что за неделю-две до выпускных экзаменов он закрывал двери для всех гостей и готовил своих учеников к написанию СОЧИНЕНИЯ-КАК-НАДО.

Потом мы стали жить в другой стране, это вообще способствовало укреплению чувства свободы. Мне посчастливилось найти программу, содержание которой вполне соответствовало моим представлениям о том, чем нужно заниматься на уроках литературы. Я познакомилась с учителями, профессиональное общение с которыми необыкновенно обогатило меня. Я проработала в школе двадцать два года, но вопросов у меня теперь гораздо больше, чем в первые годы работы. И ответить на них не то чтобы никто не может, но почему-то все от этих вопросов уходят.

Вопросов-то много, но все они сводятся к одному: Зачем мы врем?

Я конформист: такая, видно, натура, да и «мяли много». И очень не люблю ездить в автобусе без билета. Но как это ни ужасно, должна признаться, что я преступница. Я не выполню в этом году программу по литературе. Потому что сейчас, в конце февраля, мы говорим о южных поэмах Пушкина.

А пьесу Грибоедова мы еще не изучали, потому что мы ее читаем «вместе с Пушкиным» в Михайловском — когда Пущин привезет. Мои ученики не победили на окружной олимпиаде в середине января, потому что не могли ответить на фактические вопросы о Грибоедове и Пушкине. Если кто-то из них захочет после 9-го класса уйти в другую школу, то «останется без» «Героя нашего времени» и Гоголя, которых я точно буду изучать в 10-м.

Как уже много лет начинаю 11-й класс с Чехова, а заканчиваю… Нет, я лучше не буду говорить, чем заканчивается у меня 11-й. Я абсолютно уверена, что подавляющее большинство моих коллег находятся в точно такой же ситуации.

Я не подрываю устои, но «чтоб продлилась жизнь моя» учительская, я должна получить ответы на вопросы, которые меня мучают. Почему мы все время врем? И кому?

Кто он — «незримый кто-то», «черный кто-то»?

Пусть мне честно объяснят, Какой я преподаю предмет. Я понимаю, что литература — это искусство. Но тогда — что преподаю я? Моя дочь сейчас заканчивает филологический факультет РГГУ, у нее в зачетке названия отдельных дисциплин: анализ поэтического текста, анализ прозаического текста, анализ драматического произведения, теоретическая поэтика, историческая поэтика, теория литературы, история литературы… Мои ученики все это должны освоить за четыре часа в неделю, а в параллельном классе за три. (Мне могут возразить: где филфак вуза, а где школьный класс? Но ведь темы выпускных сочинений, на которые нас ориентирует министерство, свидетельствуют о том, что расстояние между ними практически отсутствует.

Впрочем, об этом так много было сказано в последнее время, что не стоит повторяться.) А еще риторика и стилистика, потому как должны научиться устно и письменно высказываться на филологическую тему. И высказываться в строго отведенное уроками время, подчиняя расписанию настроение, вдохновение, творчество. И не только на филологическую, а вообще не потерять способность высказываться, потому что ни один учебный предмет в школе этому не учит — на тестовые задания отвечаем.

Объяснительную я писать не стану, сдам новый вариант планирования. Завуч, который положит его в папку, и так все понимает, и бумага нужна не для него — просто «палочки должны быть поперпендикулярны». И силы для работы пока еще находятся, из каких-то скрытых резервов берутся — стоит перечитать «Капитанскую дочку» и в четвертой главе споткнуться о фразу: «Комендант по собственной охоте учил иногда своих солдат; но еще не мог добиться, чтобы они все знали, которая сторона правая, которая левая, хотя многие из них, дабы в том не ошибиться, перед каждым оборотом клали на себя знамение креста». Куда поворачиваться, какая сторона правая?

В сторону ученика, который пальцем водит по строчке в расписании уроков, где буквы «Л-И-Т-Е-Р-А-Т-У-Р-А», а на самом деле это для него сегодня «Татьяна-Надежда-Ирина-Владимир-Ивановна-Петрович+Пушкин». Вот ему врать нельзя и от его ответов уйти не так-то просто, потому и отстаю на… нет, лучше не скажу.