О творчестве Омара Хайяма

Жанр рубаи был чрезвычайно популярен в восточной литературе, но именно Хайям придал ему художественно совершенную форму. Древние переписчики произвольно соединяли стихотворения Хайяма с четверостишиями других поэтов. Так произошла путаница, в результате которой ему было приписано около двух тысяч стихотворений.

Но только за сотней из них специалисты твердо признали авторство Хайяма.

Что же позволило ученым отделить хайямовские произведения от рубаи других поэтов? Рука мастера, которая превращала каждое четверостишие в изящную поэму, отличавшуюся особым смысловым наполнением и особым художественным исполнением. Для рубаи Хайяма характерно неповторимое сочетание силы чувств со смелостью мысли, масштабности поставленных философских вопросов с отточенной, как бритва, афористичностью поэтического языка. В качестве примера этих свойств хайямовской лирики можно привести прославленное четверостишие, в котором с почти плакатной меткостью выражений поэт отстаивает ценность человеческого достоинства:

Лучше впасть в нищету, голодать или красть, Чем в число блюдолизов презренных попасть. Лучше кости глодать, чем прельститься сластямиЗа столом у мерзавцев, имеющих власть.

Но, пожалуй, наиболее существенным «показателем» принадлежности тех или иных рубай Хайяму является их тематически-смысловое соответствие мироощущению поэта — своеобразному, неоднозначному, остро реагирующему на парадоксы жизни.

При поверхностном взгляде кажется, будто это мироощущение окрашено настроением радостного приятия мира:

Растить в душе побег унынья — преступленье, Пока не прочтена вся книга наслажденья. Лови же радости и жадно пей вино:Жизнь коротка, увы! Летят ее мгновенья!

Под впечатлением таких стихов у неискушенного читателя может возникнуть представление об авторе как о жизнерадостном «весельчаке», воспевающем вино, любовь, красоту молодости. Но при более внимательном знакомстве с поэзией Хайяма это представление рассеивается, и читатель открывает в ее создателе глубокого философа, размышляющего над самыми важными вопросами бытия. В чем состоит смысл быстротечной человеческой жизни? Что такое смерть? Почему Творец создал человека смертным, а мир — несовершенным?

Почему в жизни царят несправедливые законы? Что нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым? Каковы возможности человеческого разума? В чем заключается мудрость?

На таких вот вопросах, как на гигантских скрепах, зиждется художественный мир Хайяма.

Не на все из них были найдены ответы. Если, скажем, рассуждая об истинных ценностях человеческой жизни, Хайям уверенно советует учиться отделять подлинные драгоценности от дешевых подделок, то там, где речь заходит об устройстве мироздания или о таинственных силах, управляющих судьбами людей, он с горечью признает, что человеческому разуму не под силу разгадать главные загадки бытия:

Даже самые светлые в мире умыНе смогли разогнать окружающей тьмы. Рассказали нам несколько сказочек на ночь — И отправились, мудрые, спать, как и мы

С той же иронией «ученейший муж века» говорил и о самом себе:

Я для знаний воздвиг сокровенный чертог, Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог. Только знаю одно: ничего я не знаю! Вот моих размышлений последний итог.

Однако не следует думать, что Хайям мирился с таким положением вещей. Напротив, его страстные вопрошания, ироничные замечания или воодушевленные призывы ловить сладостные мгновения быстротечного бытия были пронизаны духом протеста против непостижимого даже для «светлейших умов» мироустройства, обрекающего человека на страдания и смерть. Этот дух протеста питался присущей Хайяму гуманистической верой в человека, достойного — по праву вершинного творения Бога — счастливой судьбы. Одним из самых вдохновенных, самых афористичных гимнов человеку, когда-либо слагавшихся на земле, звучит рубаи, в котором Хайям провозглашает:

Мы — цель и вершина Вселенной, Мы — наилучшая краса юдоли бренной;Коль мирозданья круг есть некое кольцо, В нем, без сомненья, мы — камень драгоценный.