Образ Лорелеи у Гейне и образ Тамары у Лермонттова

Характерно, что это ощущение не одного только Гейне, — так думали и чувствовали многие в романтическую эпоху. В собрании сочинений М. Ю. Лермонтова рядом с вольным переводом из Гейне «Они любили друг друга так долго и нежно» помещена одна из самых известных баллад Лермонтова — «Тамара». Попробуем прочесть две баллады параллельно:

Не знаю, что значит такое, Что скорбью я смущен; Давно не дает покою Мне сказка старых времен. Прохладой сумерки веют, И Рейна тих простор; В вечерних лучах алеют Вершины далеких гор. Над страшной высотою Девушка дивной красоты Одеждой горит золотою, Играет златом косы. Золотым убирает гребнем И песню поет она; В ее чудесном пенье Тревога затаена…

В глубокой теснине Дарьяла Где роется Терек во мгле, Старинная башня стояла, Чернея на черной скале. В той башне высокой и тесной Царица Тамара жила: Прекрасна, как ангел небесный, Как демон, коварна и зла. И там сквозь туман полуночи Блистал огонек золотой, Кидался он путнику в очи, Манил он на отдых ночной. И слышался голос Тамары, Он весь был желанье и страсть, В нем были всесильные чары, Была непонятная власть… (Перевод А. Блока)

Оба поэта независимо друг от друга обращаются к фольклорному источнику. Образ Лорелеи, как и образ Тамары, овеян легендой. Это предание, молва, это то, о чем рассказывают и поют, во что хотят верить. Дивной красотой наделены эти героини, сладостно их пенье. Обе героини как бы высвечены из мглы, из сумерек, освещены золотым светом. Они внушают своим пением и красотой страсть путникам и скитальцам. Обе красавицы приподняты над землей, они обитают на скале, как на возвышенном пьедестале. Внушая любовь, они губят всякого, кто откликнулся на зов чувства. У Гейне и Лермонтова сходство в изображении любовных переживаний проявляется в романтическом подходе к окружающей действительности, которая видится им необычно яркой, контрастной, загадочной и вместе с тем обыденной в своей жесткой расправе над любящим сердцем. Ответная искренность наказуема — утверждают романтические поэты.

В чем пафос этих двух баллад, в которых обнаруживается типологическое сходство? Красота — роковая сила, она пленяет, подчиняет, казнит. Искусство и красота неразделимы, они влияют на личность, внушая страсть, ведущую к дисгармонии и гибели.

В эпоху романтизма одним из источников балладных сюжетов становится Библия, из которой черпают вдохновение для своих лирических созданий Байрон и Пушкин, Шелли и Лермонтов, Гейне и Гюго и многие другие поэты. Нередко один и тот же сюжет используется многократно в лирических произведениях одного жанра.

В частности, это относится к стихотворениям Байрона «Видение Валтасара» из цикла «Еврейские мелодии» и «Валтасар» Гейне из «Книги песен» в разделе «Юношеские страдания».

Оба поэта воспользовались библейским рассказом о последнем вавилонском царе Валтасаре, устроившем пир в последнюю ночь, накануне взятия Вавилона персами.

Обе баллады объединяет тираноборческая идея, близкая как английским романтикам (Байрону, Шелли), так и предшественникам Гейне (Гете, Шиллеру).

В книге Пророка Даниила (глава 5) сказано, что на стене пиршественной залы невидимая рука начертала таинственные письмена. Призванный по совету царицы один из пленных сынов иудейских Даниил, отвергнув обещанные царем награды, раскрыл предзнаменование гибели царя и захват его царства персами.

Байрон более точно следует библейскому источнику, у Гейне заметен целый ряд отступлений, что, возможно, объясняется тем обстоятельством, что немецкий поэт, знакомый с байроновской интерпретацией, не хотел ее повторять дословно.

Оба стихотворения близки к той разновидности жанра баллады, которая была разработана Шиллером и Гете. Такого рода баллады воспринимались читателем как отголоски тех стародавних времен, когда разного рода поверья и предания, соседствуя с реальностью, сливались в прихотливые фольклорные образы.

Сюжет обеих баллад строится на том, что персонажам, а вместе с ними и читателю, предстоит разгадать некий загадочный знак, ниспосланный свыше.

Баллада Байрона состоит из шести восьмистиший с перекрестной рифмовкой, в балладе Гейне двадцать одно двустишие с парной рифмовкой. Гейне неслучайно выстраивает балладу из двадцати одной строфы: число, обычно обозначающее выигрыш, здесь влечет последний проигрыш Валтасара.

В балладе Байрона присутствует и описание роскошеств пира, и осквернение священных христианских сосудов, и появление начертанных огненной рукой слов пророчества: «Мене, текел, упарсин». Кем был призван разгадать надпись Даниил, — эти подробности поэт опускает, зато страшный смысл пророчества молодой пленник раскрывает во всех устрашающих подробностях.

Гейне в балладе лаконично живописует полуночное пиршество в чертогах царя Валтасара. Поэт акцентирует внимание на том, что царь, возомнивший себя равным богу, глумится над христианскими святынями. Устрашающие письмена возникают в тот самый момент, когда царь провозгласил себя властителем земным и небесным.

Как несущественную подробность, Гейне отбрасывает самый мотив пророчества. Мудрец Даниил в балладе не появляется, а прочие волхвы и кудесники, как сказано мимоходом, надпись прочесть не смогли. Но, тем не менее, предвещание осуществилось. Любопытно, как интерпретирует Гейне расплату Валтасара. В балладе Гейне не упоминает нашествие персов. У него финал таков:

В ту ночь, как теплилась заря, Рабы зарезали царя. (Перевод М. Михайлова)

В начале баллады говорилось о том, что приспешники царя одобряли его богохульство. В финале они же и зарезали своего правителя. В переводе М. Михайлова возникает неясность: речь идет то о слугах, то о рабах. У Гейне всюду одно и то же слово «Knecht», означающее «раб», «слуга», «холоп». При всей выразительности финала у М. Михайлова, переводчик вносит в балладу «революционный» пафос, у Гейне отсутствующий.

У Гейне на первый план выходит мотив предательства, поэт был склонен рассматривать исторический процесс как нескончаемую цепь предательств и обмана, коварства и лицемерия.

Таким образом, несмотря на совпадения фабулы двух баллад, авторы расходятся во мнении о том, откуда приходит расплата Валтасару и кто является носителем справедливой мести. У Гейне мстители — вчерашние сотрапезники, у Байрона — кара грядет свыше.