Образ Руси в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

Н. В. Гоголь в своей поэме «Мертвые души» рисует целую галерею русских помещиков и чиновников. Тех, кого писатель называл «мертвыми душами», мертвыми, потому что они не способствуют продвижению России вперед, а тормозят ее развитие, потому что своим паразитическим существованием умертвляют все то, что есть лучшее в России, в том числе, душат русский народ. Автор изобразил в поэме два облика России: поместно-бюрократическую Русь и народную. Правящему сословию — помещикам и чиновникам — Гоголь противопоставляет Россию народную. Образ Руси неразрывно слит с народом.

С ним у автора связано представление о вольности, богатырстве, талантливости русского человека. Главный герой Чичиков колесит по городам и весям необъятной Руси, встречается с различными людьми, договаривается о сделках. А за ними следует и «немолчно» раздается «тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине», «от моря и до моря», песня. Это голос самой России, той самой живой крестьянской Руси, чьи беды и радости «вьются непостижимо» около сердца.

Вот, например, гуляет ватага бурлаков: «хороводы, песни, кипит вся площадь». А настанет время, уйдут с первыми судами бурлаки и «дружно, как прежде гуляли и бесились», примутся «за труд и пот, таща лямку под одну бесконечную, как Русь, песню». Описание бескрайности просторов, на которых трудятся мужики, бесконечности песни, под звуки которой они рождаются, женятся и умирают, переходят у Гоголя в рассуждения о будущем народа: «Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?» Здесь мы видим восхищение автора бескрайними полями и степями, бесконечными дорогами России. Гоголь не отделяет помещиков и чиновников от народа. И Манилов, и Собакевич, и Плюшкин, и Коробочка; и Петрушка с Селифаном, и два мужика, спорящие, доедет ли колесо до Москвы, — часть русского народа.

Но не лучшая часть. Истинный образ народа видится в описании умерших крестьян, ими восхищаются и автор, и Чичиков, и помещики. Их уже нет, но в памяти людей, их знавших, они приобретают былинный облик. И сам Павел Иванович, разглядывая списки купленных крестьян, словно видит их наяву, и каждый мужик получает «свой собственный характер». «Пробка Степан, плотник, трезвости примерной» — читает он и начинает представлять: «А!

Вот он… тот богатырь, что в гвардию годился бы!» Дальше говорит о том, что Степан исходил с топором все губернии, съедал хлеба на грош, а в поясе приносил рублей по сто. На протяжении нескольких страниц знакомимся мы с разнообразными судьбами простых людей. Мы видим русский народ полным сил, талантливым, живым, бодрым. С восторгом говорит писатель и о живом, метком русском слове, что вырывается из-под самого сердца. Но поэма Гоголя — произведение не только о русской природе, русском характере, неугомонной крестьянской Руси.

Это произведение о России в ее включенности в общеевропейскую жизнь. Гоголем упомянуты практически все европейские страны, но они подчинены общему юмористическому тону повествования. «Дерзкие нивы» Италии противопоставляются скудной природе равнинной Руси; об Англии мы вспоминаем, когда видим в усадьбе Манилова разбитые по-английски клумбы или читаем замечания о «птичьем языке» англичан. Франция и французы, их мода и кухня не сходят с уст городских модниц и гурманов.

Здесь же мы видим немца с его «умнохудощавым» словом, «жидкостной натурой», аккуратностью и деревянным терпением. Разумеется, только острому уму доступны эти меткие наблюдения. Гоголь рисует будущее России: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?» И образ страны-тройки сливается с образом мастера, подготовившего «дорожный снаряд».

Гоголь видит Русь великой, указывающей путь другим, видится ему, как обгоняет Русь иные народы и государства, которые «косясь, постораниваются и дают ей дорогу». Образ стремительно летящей вперед по бесконечному пространству тройки передает устремленность в будущее, чувство простора, воли, движения, широты размаха и удали русского характера. Хочется верить, что слова писателя окажутся пророческими, и «поднимутся русские движения… и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов…»