Общество будущего в пьесе. В. В. Маяковского «Клоп»

Маяковский мне нравился всегда. И в школьные годы, когда наше внимание в основном обращалось к послереволюционному творчеству. И в перестроечное время, с которым совпало мое студенчество, когда происходила глобальная переоценка ценностей литературы советского периода, когда появилось много статей, развенчивающих и творчество, и личность поэта.

Сейчас, преподавая литературу в 11-м классе, я всегда встаю на защиту поэта, стараюсь открыть школьникам Маяковского — человека сложного, противоречивого; стремлюсь показать, что это не только «агитатор — горлан, главарь», но и человек, обостренно воспринимающий мир, верящий в идеи, служению которым себя посвятил, и, увы, одинокий. Считаю, что творчество Маяковского не исследовано до конца и рано еще ставить здесь точку. Позвольте поделиться некоторыми наблюдениями по поводу его знаменитой пьесы «Клоп». В школьной программе этой пьесе отводится скромное место: один урок, да еще в обзоре с другими сатирическими произведениями.

А эта пьеса, на мой взгляд, открывает нам новую грань творчества поэта.

Сам Маяковский определил проблему пьесы как «разоблачение сегодняшнего мещанства». «Обработанный и вошедший в комедию материал — это громада обывательских фактов, шедших в мои руки и голову со всех сторон…» — писал поэт. Однако ни в каком другом произведении Маяковского не дана столь подробная картина будущего, отстоящего от первоначальных событий на десять советских пятилеток, то есть 1978 год. В это общество будущего попадает размороженный Присыпкин и заражает многих бациллой мещанства.

Зараза обретает масштабы эпидемии. Замысел Маяковского состоит в том, чтобы показать, как сильна бывает воинствующая пошлость, насколько опасна и заразительна присыпкинщина. Будущее Маяковский всегда представлял себе коммунистическим, в котором человечество изживет окончательно те пороки, на которые поэт с таким гневом обрушивал свою сатиру.

В связи с этим у меня возник вопрос: почему же в этом идеальном обществе заражение мещанством не просто стало возможным, а обрело массовые масштабы? Почему это общество не только не смогло Присыпкина «развить до человеческой степени», но и само оказалось перед ним беззащитным?

Чтобы ответить на этот вопрос, присмотримся внимательно к изображенному Маяковским «светлому будущему». Сразу привлекает внимание сцена голосования: ни одного человека. «Вместо людских голосов радиораструбы, рядом несколько висящих рук по образцу высовывающихся из автомобилей». Все до предела механизировано.

Из живых людей только два механика возятся в темной аудитории. Голосование по вопросу о размораживании Присыпкина поражает отсутствием дискуссии: провозглашается резолюция, подавляющее большинство голосов «за». Раздаются отдельные голоса: «Долой!». Но на них никто не обращает внимания, никто не интересуется, почему они против.

Одинокие голоса оппозиции тонут во всеобщем «одобряемсе». Словом, плюрализма мнений в коммунистическом обществе, изображенном в пьесе, нет.

Коммунизм Маяковский мыслил как «место, где исчезнут чиновники и будет много стихов и песен». Что касается чиновников, то в пьесе они есть. В части IX появляется председатель горсовета, который произносит торжественную речь и не упускает при этом возможности приписать себе заслуги в изживании прискорбных случаев в городе.

Причем появляется он в сопровождении ближайших сотрудников, которые «оставили важнейшую работу… и прибыли на наше торжество».

А что насчет «много стихов и песен»? Увы. Очнувшийся Присыпкин требует стихов таких, «чтоб замирало…» А Зоя Березкина приносит ему записки Муссолини, книгу Хувера «Как я был президентом», причем называет эти книги интереснейшими.

Конечно, невозможно поверить, чтобы Присыпкин жаждал подлинной поэзии — ему хочется бульварных поделок, литературной дешевки. Но примечательно, что в ответ на его просьбу ему не приносят вообще никакой поэзии. Люди будущего не понимают, чего, собственно, он просит.

Непохоже, чтобы и музыка была в этом обществе. Профессор, размораживающий Присыпкина, отзывается о Страдивари как о чем-то ископаемом: «В древности жили Страдивариус и Уткин. Страдивариус делал скрипки, а это делал Уткин, и называлось это гитарой».

В руках Присыпкина гитара — это символ пошлого мещанства. Играет он бездарные романсы вроде «На Луначарской улице…». Но ведь инструмент сам по себе ни в чем не виноват, на гитаре можно исполнять и подлинно прекрасные произведения.

Однако в обществе будущего их, видимо, не знают. Впрочем, музыканты в пьесе упоминаются, но они играют только туш, в котором скрипка и гитара не нужны.

Что же касается искусства танца, балета, то комментарии здесь излишни: «…десять тысяч рабочих и работниц будут двигаться по площади. Это будет веселая репетиция новой системы полевых работ».

Такова «духовная жизнь» людей будущего, точнее, отсутствие духовной жизни.

Причину этого также можно найти в пьесе. Ведь что такое искусство — танец, музыка, стихи? Это способы выражения человеческих чувств, эмоций, главной из которых является любовь. Искусство перестает существовать, если уничтожить его основу — чувства — и нивелировать личность, способную создавать прекрасное.

Что же стало с чувствами людей в обществе, нарисованном в пьесе? Профессор, беседующий с постаревшей Зоей Березкиной, удивляется, когда слышит о попытке самоубийства из-за любви. «Чушь… От любви надо мосты строить и детей рожать». Само понятие «любовь» в обществе сохранилось, но трактуется оно как «человеческая половая энергия, разумно распределяемая на всю жизнь». А состояние влюбленности оценивается как «древняя болезнь», «воспалительный процесс».

Удивляться здесь нечему. Может ли существовать любовь в обществе, где человек ценится не как неповторимая индивидуальность, а как часть коллектива? Подход к человеку весьма утилитарный: «…каждая жизнь рабочего должна быть использована до последней секунды». Поражает слово «использовать» применительно к жизни, словно речь идет о предмете, вещи.

Человеческая жизнь в этом обществе провозглашена неприкосновенной, но не потому, что она бесценна сама по себе, как это мыслил Достоевский, а потому, что ее нужно «использовать». Присыпкин разморожен не из желания возвратить жизнь человеку, а «во имя исследования трудовых навыков рабочего человека, во имя наглядного сравнительного изучения быта».

Таким образом, перед нами возникают картины стерильного, выхолощенного общества, в котором просто скучно. Характерен вопль Присыпкина: «Товарищи, я протестую!!! Я ж не для того размерз, чтобы вы меня теперь засушили».

Что может противопоставить такое общество оголтелой пошлости? Ничего. Потому и распространяется так отрицательно эпидемия мещанства, что у этого будущего нет оружия для борьбы с ним — настоящего искусства, ярких глубоких чувств, незаурядных индивидуальностей и сознания ценности человеческой жизни самой по себе, а не как части коллектива. По сути, будущее, изображенное в пьесе, так же бездуховно, как сам Присыпкин, с точностью до наоборот.

Оно может существовать только в стерильных условиях, появление одного-единственного пошляка серьезно подрывает его устои.

Так что же создал Маяковский? Мечту? Антиутопию?

Предупреждение? Прозрение? На мечту не похоже. Каким бы ни был Маяковский максималистом, он не мог мечтать о подобном, он, ценивший в детстве Пушкина, Лермонтова и Некрасова, сам испытавший силу любви. Антиутопию Маяковский тоже не написал бы.

Не такой это был Художник, слишком верил он в справедливость коммунистической идеи. В других произведениях черты будущего проникнуты светлыми чувствами, например в «Мистерии-буфф», «Летающем пролетарии», «Рассказе о Кузнецкстрое и людях Кузнецка». Маяковскому была близка мысль Чернышевского: «…будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести…»

Мне мыслится другое объяснение. В юности Маяковский верил в пророческое предназначение поэта. Впоследствии поэт провозгласил себя «революцией мобилизованным и призванным».

Но талант, поставленный на службу любой идее, все равно однажды проявит себя не так, как хотелось бы его обладателю. Может быть, картины будущего в «Клопе» — яркое тому подтверждение? Поэт предугадал будущее, не зная того и не желая. Тем более что жизнь почти с точностью подтвердила все прогнозы. Окидывая взором наше недавнее прошлое, можно увидеть многие черты, описанные Маяковским в комедии: единодушное голосование на партсъездах и прочих собраниях, принципиальную невозможность существования оппозиции.

А разве не пытались выхолостить нашу культуру? Какой огромный пласт литературы оставался неизвестным широкому читателю, сколько неугодных деятелей культуры вынуждено было уехать из страны! Людей стремились воспитывать в стерильных условиях советской пропаганды, не допуская иных мнений и идей. С детства внушалась мысль о приоритете общественного над личным. И что же произошло, когда эта система рухнула?

Не оказались ли мы беззащитны перед всем, от чего нас так долго оберегали?

Нам надо переболеть всем этим и приобрести иммунитет. И, может быть, одним из «лекарств» для наших подрастающих детей станут картины жизни общества, изображенные в пьесе Маяковского «Клоп».