Основные литературные памятники исторического повествования в XV веке

Основными памятниками исторического повествования в XV в., Как и в предшествующий период, были летописи — своды русской истории. Летописные своды XV века. В отличие от летописных сводов предшествующих годов своды XV в. дошли до нас не только и поздних списках, но часто в своем подлинном составе или в близких по времени редакциях. Совпадение основного текста их редакций дает возможность с достаточной точностью восстановить их общий источник — летописный свод.

Наиболее замечательным памятником русского летописания XV в., оказавшим влияние на все последующее общерусское и новгородское летописание, был свод, лежащий в основе двух летописей (Софийской I и Новгородской IV ) и условно называемый в научной литературе сводом 1448 г. Совпадающий текст Обеих летописей доходит до 1418-1425 гг.; следовательно, их Общий протограф (источник) был составлен во всяком случае уже после 1425 г., т. е., очевидно, во время жестокой борьбы престол в Московском княжестве между великим князем Василием II (Темным) и его родичами — галицкими князьями Юрием и Дмитрием Шемякой и можайским князем Иваном. И именно эта борьба заставила летописца, составителя свода (вероятно, он был связан с одним из митрополитов всея Руси), особенно решительно выступать против межкняжеских распрей, призывать к единству в борьбе с еще не свергнутым монголо-татарским игом, широко соединять в своем своде летописание Новгорода и Северо-Восточной (Владимиро-Московской) Руси. Составитель свода 1448 г. слил новгородское и владимиро-московское летописание, добавив большие вставки из летописей Твери и Пскова, суздальские и ростовские известия. Мы уже упоминали повесть о Михаиле Черниговском, тверские повести о Михаиле Ярославиче, о Щелкане, псковскую повесть о Дов-монте, новгородскую повесть о битве на Липице. В общерусское летописание все эти повести были введены именно в своде 1448 г., а из него были заимствованы в другие летописи XV — XVI вв. Составитель свода 1448 г., использовав ряд летописных источников (новгородскую, владимирскую, южную, возможно, и ростовскую летописи), создал обширные рассказы о битве на Калке (с упоминанием богатыря Александра Поповича и погибших с ним «10 храбров») и нашествии Батыя. Впервые в своде 1448 г. появились пространные рассказы о борьбе с кочевниками при Дмитрии Донском — о Куликовской битве и нашествии Тохтамыша, житии Дмитрия Донского. Взяв за основу краткий и чисто фактический рассказ Троицкой летописи о Куликовской битве, составитель свода 1448 г. особенно подчеркнул предательскую роль Олега Рязанского, как злодея-душегуба, прислужника мусульманского, — ему был противопоставлен образ «смиренного» и благочестивого Дмитрия. Таким же переделкам подвергся и первоначальный краткий рассказ о нашествии Тохтамыша в 1382 г.: в него были введены конкретные подробности обороны города, например: рассказ о простом горожанине, суконнике Адаме, который, увидев с городской стены знатного ордынца, выстрелом из самострела попал в «сердце его гневливое», описание вероломства монголо-татар, обманом захвативших город.

Через все рассказы свода 1448 г., заимствованные из других сводов или впервые введенные в летописание, проходила одна мысль — о необходимости отказа от братоубийственной борьбы и об объединении против внешнего врага. Именно поэтому краткий рассказ более ранних сводов об убийстве Святополком его братьев Бориса и Глеба был заменен здесь подробным житийным текстом, в рассказ об убийстве Андрея Боголюбского. вставлено осуждение злоумышленников, выступивших против своего «кормильца и господина», повесть о битве на Липице дополнена вымышленной речью боярина Творимира о необходимости подчиняться старшему брату; те же идеи высказывались в житии Михаила Ярославича Тверского и других повестях свода-1448 г. В обстановке феодальной войны середины XV в. нее это имело острый политический смысл.

Составленный еще до окончательного завершения феодальной войны, свод 1448 г. довольно скоро после своего появления стал подвергаться изменениям. Ближе всего текст этого свода был передан Софийской летописью, однако последняя масть свода, рассказывавшая о феодальной войне и отражавшая, как можно предполагать, нейтральную позицию летописца в вопросе о борьбе Василия II С его соперниками, уже в Софийской I летописи подверглась изменениям. После победы Василия Темного весь конец свода 1448 г., описывающий его княжение к борьбу с соперниками, был отброшен (старшая редакция) или сильно сокращен (младшая редакция). В Новгородской IV летописи произошли другие изменения. Летопись эта составлялась в Новгороде, который занял теперь враждебную Москве

Позицию и дал приют побежденному сопернику Василия Темного — Дмитрию Ше-

Мяке. К основному тексту свода 1448 г. здесь было сделано много чисто новгородских добавлений (о новгородских посадниках, событиях в Новгороде), большие об—щерусские повести сокращены1.

К 70-м г. XV в. относятся первые дошедшие до нас летописные своды великих князей московских. Наиболее ранний из них — свод качала 70-х гг., дошедший в составе Ника-норовской и Вологодско-Пермской летописей. Положив в основу свод 1448 г., великокняжеская летопись тщательно удалила содержащиеся в его тексте упоминания о том, как новгородцы по своей воле приглашали и изгоняли неугодных им князей: вместо «посадиша» (посадили) или «выгнаша (выгнали) из Новгорода» (такого-то князя) здесь всюду указывается: такой-то князь «прииде» или «выиде». Кроме того, в великокняжеском своде начала 70-х гг. появился рассказ о борьбе Насилия II за престол, исполненный сочувствия этому князю. Особенно ярко (возможно, на основе воспоминаний самого Василия Темного) описана история заговора его противников Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского, пленивших Насилия в 1446 г. Василий укрылся было в храме Троицкого монастыря, но, не надеясь на право убежища, сам вышел оттуда, с криком умоляя и захлебываясь, по Иван Можайский кратко приказал одному из своих бояр: «Возьми его». Насилия бросили в «голые» (ничем не прикрытые) сани и отвезли в Москву па ослепление2.

В 1479 г. был составлен новый великокняжеский Московский свод. Теперь 11овгород уже был окончательно присоединен к Москве; в отличие от свода начала 70-х гг. Московский свод 1479 г. не скрывал поэтому существования прежних новгородских вольностей, а прямо отмечал и осуждал их. Таков был сокояиный обычай» мужиков-изменников. Заканчивался, Московский свод 1479 г. рассказом об окончательном присоединении Новгорода и строительстве главного храма Москвы — нового Успенского собора3.

Кроме московского великокняжеского летописания во второй половине XV в. продолжало существовать местное (до 70-х гг. — новгородское, до 80-х гг. — тверское и до XVI в. включительно — псковское) летописание, а также независимые от великокняжеской власти летописи, ведшиеся, вероятнее всего, в каких-либо монастырях. Наиболее яркая их этих летописей — Ермолинская летопись, единственный список которой, дошедший до нас, составлен, очевидно, по заказу выдающегося московского архитектора и строителя-подрядчика Василия Ермолина (здесь перечислены строительные работы, осуществленные им).

Еще один независимый от великокняжеской власти летописный свод, составленный в конце 80-х гг. XV в., дошел до нас в составе Софийской II и Львовской летописей. Этот свод резко критиковал великого князя Ивана III, и частности за его попытки удалить с митрополичьего престола главу церкви митрополита Геронтия, но сам свод не был летописью митрополита: здесь критиковался (за недостаточное уважение к погребениям его предшественников) и сам митрополит. В свод был включен ряд литературных памятников, в том числе «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. В своде 80-х гг. осуждалось притеснение Иваном III его братьев-князей и тверских бояр, помощь, которую Иван III оказывал крымскому хану, разграбившему Киев (входивший тогди в состав Литовского государства), колебания Ивана III во время последнего нашествия хана Ахмата. Когда Иван III, не решившись на битву, вернулся в Москву, то московские, горожане стали роптать на князя, который выдай их «царю» (хану) и врагам. Боясь того, что у горожан возникнут замыслы против него, Иван III вынужден был выступить против хана.