Особенности образа лирического переживания в стихотворении М. Цветаевой «Слезы — на лисе моей облезлой…»

Стихотворение, начинающееся строчкой «Слезы — на лисе моей облезлой…», было написано М. Цветаевой 10 февраля 1922 года, накануне ее отъезда из России, и воплощает переживания поэтессы по этому поводу:

Слезы — на лисе моей облезлой! Глыбой — чересплечные ремни! Громче паровозного железа, Громче левогрудой стукотни —

Дребезг подымается над щебнем, Скрежетом по рощам, по лесам, Точно кто вгрызающимся гребнем Разом — по семи моим сердцам!

Родины моей широкоскулой Матерный, бурлацкий перегар, Или же — вдоль насыпи сутулой Шепоты и топоты татар.

Или мужичонка, на круг должный, За косу красу — да о косяк?

Аль Степан всплясал, Руси кормилец? Или же за кровь мою, за труд — Сорок звонарей моих взбесились — И болярыню свою поют…

Сокол — перерезанные путы! Шибче от кровавой колеи! — То над родиной моею лютой Исстрадавшиеся соловьи.

Лирический сюжет данного стихотворения можно схематично представить в следующем виде: слезы — ощущение тяжести заплечной ноши — звук, заглушающий и паровозные гудки, и стук сердца.

Образы звуков складываются из деталей современной жизни и исторического плана . Эти звукообразы сочетаются с «дребезгом» и «скрежетом» и воссоздают ощущение душевного дискомфорта лирической героини.

В первом четверостишии Цветаева указывает на чувства, переполняющие лирическую героиню. Это чувство горечи, которое реализуется и в образе «слез», и в звуковой «перекличке» этого слова со звуковой основой эпитета . Значимо и указание на «качество» меха — «облезлая лиса».

Хотя традиционно с лисой соотносятся хитрость, ловкость и другие подобные качества, в данном случае актуализирована другая ипостась «зооморфного классификатора» — лиса-неудачница, которая постоянно попадает впросак .

Другое чувство, переполняющее лирическую героиню, — это ощущение тяжести:

Глыбой — чересплечные ремни!

Здесь, как нам кажется, конкретизируется образ той «сумочки переметной», которую попытался поднять богатырь в былине «Святогор и тяга земная»:

Наезжает Святогор в степи На маленькую сумочку переметную. Берет погоняку, пощупает сумочку — она не скрянется… Движет перстом ее, не сворохнется…

С названной былиной анализируемое стихотворение М. Цветаевой роднит мотив смерти, реализованный в финале фольклорного текста:

А по белу лицу не слезы, а кровь течет. Где Святогор угряз, тут и встать не мог, Тут ему было и кончение.

«Тяга земная», которая «притягивает» лирическую героиню М. Цветаевой к русской земле, реализуется в образах, представленных в первых двух строфах стихотворения. Это образы преимущественно звукового плана: «левогрудая стукотня» и «паровозное железо», «дребезг» и «скрежет». Как видим, нет однозначности в оценке стремления лирической героини покинуть Родину. Это желание характеризуется как естественное, идущее от сердца , но, с другой стороны, этот образ рассматривается в контексте мифологической оппозиции «правое-левое», где «левое» указывает на слабость и пассивность, связь с темной стороной человека .

Таким образом, сложное чувство лирической героини включает и констатацию невозможности остаться в России, на родине, и одновременно осознание того, что желание эмигрировать лишено жизненных основ.

Звуковые образы «дребезга» и «скрежета» могут вызывать у читателя отрицательные эмоции, усиливающиеся перекличкой названных слов со словом «щебень» . Звуки др — зг — дм — тс — скр — ж — р создают зримое представление о «вгрызающейся» боли лирической героини, «разом по семи… сердцам». Здесь поэт обращается к сакральному числу «семь», которое является символом высших космических начал, символом интеллектуальности .

Но также известно, что в древности число «семь» означало цельность и полноту явления. Это позволяет нам сделать вывод о том, что боль целиком заполняет лирическую героиню.

В третьем четверостишии появляются образы, связанные с Востоком: «широкоскулая Родина», «шепоты и топоты татар», что закономерно вызывает у нас ассоциации с блоковскими «Скифами»:

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя, И обливаясь черной кровью, Она глядит, глядит, глядит в тебя, И с ненавистью, и с любовью!..

Здесь, как и в стихотворении М. Цветаевой, противоречивые чувства наполняют душу лирического героя. В тексте Цветаевой «шепоты и топоты татар» вдоль «насыпи сутулой» связаны с мыслью героини уехать . Образ «татар» как знак татаро-монгольского ига воспринимается нами и как знак дикой, неуправляемой силы. В контексте сказанного очевидно, что мысль об отъезде связана у лирической героини не только с чувством душевного дискомфорта, но и c чувством страха, как при столкновении с природной стихией.

Исходя из выявленной выше семантики образа железной дороги, мы можем говорить, что этот образ воплощает в себе мысль о необратимом движении, о невозможности что-либо изменить в судьбе лирической героини.

В образной системе четвертого четверостишия воплощены те чувства, которые еще больше подталкивают лирическую героиню к движению по железной дороге. Для понимания этих образов необходимо учитывать историческую обстановку, в которой создавался текст. Страна была обескровлена и ожесточена, уничтожается то, что составляет ее будущее:

Но кровопролитие Цветаева рассматривает не только как факт гражданской войны начала XX века, но и как постоянное качество, сопутствующее историческому процессу в России. Поэтому в пятой строфе появляется образ Степана Разина. Образом сорока звонарей лирическая героиня оценивает свою настоящую жизнь как смерть, идет отпевание ее души .

Учитывая значения вышеуказанных образов, можно интерпретировать и финальные образы текста. Противопоставление сокола и соловьев связано с тем, что если первого соотносят с духом света и свободы , то пение последних соотносят как «с радостью, так и с болью» . Возможно, образ «исстрадавшихся соловьев» над «кровавой колеей» связан с надеждой лирической героини Цветаевой на то, что время кровопролития сменится временем любви.

Таким образом, лирическое переживание, воплощенное в этом стихотворении, является сложным чувством, отражающим размышления М. Цветаевой и о своей жизни, и об историческом пути Родины и русского народа вообще. На наш взгляд, без учета исторических, фольклорных и мифологических образов это лирическое переживание не может быть понято.