Особенности сюжета и композиции

Другая особенность «Путешествия…» — двойной сюжет: в плане героя — путешествие из Петербурга в Москву, в плане автора — полемика ума и сердца по поводу страданий человека. Эти два смысловых уровня сложным образом соединены в одном повествовании с помощью вставных «Слова о Ломоносове», оды «Вольность», вставных жанров типа «найденная рукопись», «разговор с прохожим», «найденное письмо», «сон». Реальное путешествие чувствительного героя одновременно аллегорично передает путь рассуждений автора. Характерный пример иллюзорности путешествия: «Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимою и летом…» .

Такое своеобразие сюжета определяет и особенность композиции «Путешествия…»: «построение книги, последовательность эпизодов и глав полностью определяется публицистической мыслью писателя, а не, допустим, логикой развития художественного характера или развитием какой-нибудь конкретной событийной интриги». Одна из наиболее четких, последовательных и аргументированных интерпретаций дана В. А. Западовым в книге, изданной к 200-летию издания «Путешествия из Петербурга в Москву». «Книга построена на основе логики публицистической мысли автора, «из-за такой «жесткой» конструкции главные вопросы ставит и главные выводы делает с абсолютной неизбежностью сам читатель. Такая ситуация чрезвычайно важна, ибо именно она выводит произведение Радищева за пределы «чистой» публицистики, где ставит вопросы и отвечает на них автор, и делает «Путешествие из Петербурга в Москву» явлением публицистики художественной». Основная тема первой композиционной части и всего «Путешествия…» — тема закона и беззакония. Закон нарушают все: ямщик, незаконно требующий на водку, почтовый комиссар, не выполняющий своих обязанностей, стряпчий из главы «Тосна», готовый сочинить любому поддельную родословную.

В главе «Любани» рассматривается само понятие закон в его соотнесенности с правами человека , и в итоге выясняется, что в России сам закон позволяет творить беззакония . В «Чудове» выясняется, что существующие законы государства не обеспечивают и «личной сохранности». «Спасская полесть» — кульминация темы закона и беззакония, оказывается: с одной стороны, существующие законы нарушают все, в стране царит всеобщее беззаконие, с другой — сами законы Российской империи являются узаконенным беззаконием с точки зрения концепции «естественного права» и «общественного договора». Согласно теории «просвещенного абсолютизма», такая монархия равнозначна конституционной или по крайней мере монархии, ограниченной твердыми законами, основанными на «естественном праве», Путешественник видит во сне именно такого просвещенного монарха, который «милосерд, правдив, закон его для всех равен, он почитает себя первым его служителем. Он законодатель мудрый, судия правдивый, исполнитель ревностый, он паче всех царей велик, он вольность дарует всем».

В этом и заключается особенность «Путешествия…» Радищева: он показал на престоле не тирана, а такого монарха, о котором мечтала вся просветительская литература. Но во второй части сна беззакония продолжаются, и раз подобное может твориться при «просвещенном» государе, значит не годится сам принцип монархии. Таков вывод первой композиционной части. Вторая композиционная часть посвящено пути устранения монарха. В «Подберезье» Радищев оспаривает идею просвещения как средства улучшения жизни, спорит с масонами о целесообразности духовно-религиозного просвещения.

В главе «Новгород» доказывает, что на «третье сословие» возлагать надежды нельзя. В главе «Бронницы» Радищев опровергает надежды на «второе пришествие» Христа. Бог в понимании Радищева — своего рода «пружина», давшая миру «первый мах» , а в дальнейшем человек должен надеяться сам на себя.

В главе «Зайцово» Радищев рассказывает историю Крестьянкина, человека честного, бескорыстного, справедливого, с внутренним согласием ума и сердца, который, тем не менее, не в силах бороться с системой: единственное, что может сделать честный чиновник, оставаясь на позициях законности — уйти в отставку и не участвовать в беззаконии. Следующая глава — «Крестьцы» — целиком посвящена проблеме воспитания , Радищев предлагает целую систему воспитания гражданина, но и воспитание не спасет страну и народ. Язва разврата охватила и высшее сословие и низшее , хотя в низших сословиях еще встречаются истинные добродетели . Три главы — «Хотилов», «Выдропуск», «Медное» — связанные одним персонажем, посвящены идее «реформ сверху». Вывод автора такой — чтобы осуществилась «реформа сверху» необходим социальные и политические условия, каковых в России нет.

Надежды на силу печатного слова разрушаются в «Торжке». Наконец, автор делает прямой вывод: «Свободы… ожидать должно… от самой тяжести порабощения» . Процитировав эти слова, Екатерина прокомментировала их так: «То есть надежду полагает на бунт от мужиков». Однако Радищев подводит читателя к мысли о народной революции, а не о мужицком бунте, полагая целью последнего обычное мщение. «Тверь» — кульминационная глава второй композиционной части «Путешествия…», так как здесь Радищев обосновал мысль о наиболее реальном пути преобразования действительности — революционном, сознательного и целенаправленного действия — вот основная идея оды «Вольность», а образованные крестьяне, осознавшие тяжесть неволи, — вот та прослойка, которая сможет соединить революционную мысль передового дворянства со стихийной реальной мощью крестьянства. Но Радищев повторяет, что революция — дело далекого будущего, в настоящем же существует самодержавно-крепостническая действительность: беззаконие и произвол , «колдовство вельмож» , духовные и душевные свойства народа , тяжелое положение крепостного крестьянства .

Вот третья последняя, композиционная часть . Ранние редакции текста соответствовали кольцевой композиции полностью: мрачному настроению Путешественника в «Выезде» и мыслям о самоубийстве в «Софии» соответствовали заключительный эпизод книги — разговор с самоубийцей, застрелившимся на глазах героя, и мрачная концовка — «И въезд мой в Москву был скорбен». Но в процессе написания Радищев стал более оптимистичен: на место эпизода с самоубийцей встало «Слово о Ломоносове» — гимн человеческому гению, дерзанию, деянию. Шуткой заканчивает Радищев всю книгу: «Но, любезный читатель, я с тобою закалякался… Вот уже Всесвятское…

Если я тебе не наскучил, то подожди меня у околицы, мы повидаемся на возвратном пути. Теперь прости. — Ямщик, погоняй. Москва!

Москва!!!…» Пессимистическое «кольцо» композиции разорвано.