Особый «лицейский дух» в ранней лирике Пушкина

В первых рядах лицейских политических вольнодумцев был, несомненно, Пушкин. В 1815 г. он пишет знаменательное послание «К Лицинию» (при позднейшей переработке получило название «Лицинию»). В стихотворении рисуются картины жизни Древнего Рима; при опубликовании его поэт даже придал ему подзаголовок «С латинского». Но на самом деле послание было совершенно оригинальным созданием Пушкина. Древнеримское, республиканское «одеяние» уже для поэтов XVIII в., в особенности в эпоху Великой французской революции, было способом выражения их гражданских чувств — ненависти к угнетению, к царям-тиранам. Подобным же образом сквозь условный римский колорит громко заявляло о себе горячее личное чувство русского поэта, его высокий гражданский пафос:

О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал? Кто вас поработил и властью оковал? Квириты гордые под иго преклонились. Кому ж, о небеса, кому поработились? (Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей, Развратный юноша воссел в совет мужей; Любимец деспота сенатом слабым правит, На Рим простер ярем, отечество бесславит.

Горького гнева и одновременно гордого сознания личного и национального достоинства исполнены строки:

Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода; Во мне не дремлет дух великого народа.

Послание «Лицинию» явилось первым гражданским выступлением Пушкина-поэта, предвестием его вскоре последовавших «вольных стихов». Лицейские годы были временем и литературного ученичества Пушкина. Товарищи по лицею поражались необыкновенной его начитанности, замечательной осведомленности в самых разнообразных литературных явлениях. В стихотворении «Городок» (1815), написанном в манере прославленного в ту пору стихотворного послания Батюшкова «Мои пенаты», Пушкин сам подробно рассказывает о составе своей «библиотеки», называя особенно близких ему, «любимых творцов».

В первых пушкинских стихах отражаются самые различные воздействия; начинающий поэт как бы трогает то те, то другие струны — от иронии Вольтера до меланхолии Оссиана. Однако в выборе молодым поэтом литературных учителей скоро начинают проявляться определенные влечения и вкусы. В ранние лицейские годы (1813- 2814) он пишет в основном в духе и стиле Батюшкова. Стихи «российского Парни», певца радости, неги и любви, как называет Пушкин автора «Моих пенатов», пленяют его античной грацией, стройностью, изяществом поэтической формы.

С 1815 г. в стихах Пушкина начинают нарастать элегические ноты, столь характерные для раннего русского романтизма, возникающие примерно в то же время в стихах самого Батюшкова и получающие наиболее полное художественное выражение в лирике В. А. Жуковского. Певец «юности и наслаждения», подобно Батюшкову, молодой Пушкин становится наряду с этим «певцом своей печали», подобно Жуковскому (имя его отсутствовало в перечне «Городка»), под «благословение» которого, «с трепетом» «склонив колени», он теперь и подходит («К Жуковскому», 1816). Следом за Жуковским на условном языке традиционных элегических образов и мотивов (неразделенная любовь, одиночество, безвременное увядание, ранняя могила) Пушкин начинает «выговаривать» свои первые «жалобы на жизнь», свои первые обиды и разочарования, свою неудовлетворенность окружающим (две «Элегии» 1816-1817 гг., стихотворения «Слеза», «Наездники», «Певец», «Желание», «Князю А. М. Горчакову»). Но в то же время Пушкину остается совершенно чужда мистическая окрашенность романтизма Жуковского, его фантастика «в духе средних веков».

Уже в эту, самую раннюю, пору творчества Пушкин умел отнестись к опыту своих литературных учителей с надлежащей критичностью, воспринимая их достижения, но отнюдь не становясь простым их подражателем, самостоятельно отыскивая свою собственную дорогу. В ответ на попытки Батюшкова повлиять на направление его творчества, шестнадцатилетний Пушкин скромно, но твердо отмечает: «Бреду своим путем: будь всякий при своем» («Батюшкову», 1815).