Открытое раздолье осени
О стихотворении А. С. Пушкина «Осень «
Каждому старшекласснику ответ на вопрос, почему А. С. Пушкин любил осень, казалось бы, давно известен: в эту пору года он чувствовал себя легко и радостно, переживал творческий подъем. О своем эмоциональном состоянии и о том, как в его душе пробуждается поэзия, Александр Сергеевич и рассказал в стихотворении «Осень «.
Однако по законам логики ответ нельзя считать окончательным до тех пор, пока остается возможность вопроса: почему? Да, поэт чувствовал себя прекрасно, да, переживал прилив творческих сил — но почему? Ведь не потому же, что любил пышное природы увяданье или что здоровью его был полезен русский холод?
В таком духе можно говорить о стихах-аллегориях М. В. Ломоносова или о стихах-картинах Г. Р. Державина. У последнего есть, например, стихотворение «Лето», в котором делаются упреки поэту И. И. Дмитриеву в том, что он, утомленный летним изобилием, забыл о творчестве.
Пушкин 1833 года — убежденный реалист. Пафос реализма — анализ. Поэт в «Осени» не демонстрировал, а анализировал феномен своего осеннего творчества, то есть искал и объяснял его причину.
Эпиграфом к стихотворению взяты державинские слова «Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?» Пушкин как будто вторил Державину, на самом же деле говорил совсем о другом и уж во всяком случае не о дремлющем уме. Точно так же он поступил ранее в рассказе-новелле «Гробовщик». Эпиграф «Не зрим ли каждый день гробов, седин дряхлеющей вселенной?» имел в виду не неизбежность смерти и не профессию главного героя, а выражал историческую концепцию автора, который наступление века торгаша считал нравственным регрессом общества; новые общественные отношения, выразителем которых был Адриян Прохоров, — знак дряхления вселенной.
Начинается стихотворение вроде бы в державинском ключе. В первой строфе — картина осени и образ соседа, поспешающего «в отъезжие поля с охотою своей». Здесь действительно преобладает изобразительное начало. Но вторая строфа начинается со знаменательного сигнала: «Теперь моя пора…» «Моя» — это значит Пушкина — обыкновенного человека и Пушкина-поэта. И прежде всего поэта, героя стихотворения.
Отношение к осени у поэта глубоко личное, почти интимное — «моя пора».
Чтобы быть лучше понятым, поэт сначала объясняет, почему он не любит весну, зиму и лето; объяснение выдержано в шутливом тоне, но сквозь шутку просвечивают серьезные заявления. Рассматривая их, необходимо помнить, что в стихотворении речь идет не об отношении героя к временам года, а об их взаимоотношениях, анализируются реакции героя на «обстоятельства» весны, зимы, лета и осени . Надо понять содержание ситуаций, их сходство и различие.
Поскольку речь идет о реакции одного героя, то закономерно ожидать, что рассматриваются они с одной точки зрения и сравниваются по одному признаку.
Свою точку зрения герой не пытается каким-либо образом завуалировать, его слова точны и конкретны. О весне сказано:
…я не люблю весны; Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен; Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены…
Как известно, поэты обычно рифмуют важные по смыслу слова. Здесь зарифмованы весны-стеснены. Стеснять — значит угнетать, препятствовать; если же речь идет о человеке, то — неволить, принуждать, лишать свободы действия.
В стихотворении сказано, что весна стесняет чувства и ум героя, следовательно, препятствует его духовной деятельности. Как поэт он не может творить в полную меру своих возможностей.
И еще один важный момент: весенние вонь и грязь вызывают у героя болезнь. Как это понять? Ответ подсказывает ситуация. Герой находится в деревне.
Вонь и грязь — приметы деревенской весенней улицы, дороги, тропинки. Прогулки в таких условиях малоприятны, а герой — личность активная, нуждающаяся в выбросе энергии наружу. Весна же принуждает сидеть дома, лишает свободы действия.
В итоге получается, что весна стесняет героя и физически, и духовно.
Вероятно, Пушкин относился к весне несколько иначе, но теперь он говорит о ней то, что диктует общий замысел стихотворения.
Четкая формулировка «чувства, ум тоскою стеснены» была найдена Пушкиным не сразу. Сравните в наброске 1827 года:
Весна, весна, пора любви, Как тяжко мне твое явленье, Какое томное волненье В моей душе, в моей крови!
Или в тексте романа «Евгений Онегин» :
Как грустно мне твое явленье, Весна, весна! Пора любви! Какое томное волненье В моей душе, в моей крови!
Сказанное выше делает понятным и первый стих, посвященный зиме:
Суровою зимой я более доволен…
Зимой вместо весенних вони и грязи — чистые, душистые снега, укатанная дорога, по которой «в присутствии луны как легкий бег саней с подругой быстр и волен». Главное опять-таки выражено рифмовкой слов доволен-волен. Более доволен, потому что более волен.
Словами легкий, бег, быстр, волен передано ощущение свободы движения. По существу, о том же сказано и в первой половине следующей, третьей строфы:
Как весело, обув железом острым ноги, Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек! А зимних праздников блестящие тревоги?
Однако герой, по его словам, доволен зимою не полностью, а только более, чем весной; зимой он не волен, а только более волен. В самом деле, если весной Прогулка невозможна, то зимой она хотя и возможна, но имеет и свой недостаток: это прогулка «туда и обратно» и по одной линии . Бег саней быстр и волен, но в означенных природой пределах.
То же можно сказать и о катании на коньках по льду реки. Вот почему содержание и тональность второй части третьей строфы вновь шутливые:
Но надо знать и честь; полгода снег да снег, Ведь это наконец и жителю берлоги, Медведю, надоест. Нельзя же целый век Кататься нам в санях с Армидами младыми Иль киснуть у печей за стеклами двойными.
Зимнее однообразие герою надоедает, но главное, с его точки зрения, состоит в том, что зимой пространство и возможность действия тоже ограничены. Нередко приходится даже киснуть за стеклами двойными. Слово «двойными» подразумевает замкнутое пространство, а «киснуть» в применении к человеку означает долго находиться в одном положении, в бездействии.
Не случайно возникает образ медведя в берлоге.
Двойственное отношение поэта к зиме проявилось и в хрестоматийно известном стихотворении 1829 года «Зимнее утро», перекликающемся, кстати, некоторыми мотивами со стихотворением «Осень». В менее активно вспоминаемом стихотворении того же 1829 года «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю…», тоже корреспондирующем с «Осенью», объясняется, в частности, почему поэту зимой с трудом даются стихи: …Вот вечер: вьюга воет; Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет; По капле, медленно глотаю скуки яд. А мысли далеко…
Я книгу закрываю; Беру перо, сижу, насильно вырываю У музы дремлющей несвязные слова. Ко звуку звук нейдет… Теряю все права Над рифмой, над моей прислужницею странной: Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор…
Исходная посылка в этой части стихотворения — мотив вьюги. Он встречается еще в стихотворении «Зимний вечер» , где смысл его — в указании на неуютность, незащищенность от внешних обстоятельств, на вынужденное пребывание в замкнутом пространстве, конкретно — ветхой лачужки, а в общем значении — михайловской ссылки. Мотив вьюги в стихах Пушкина второй половины 1820-1830-х годов стал устойчивым с устойчивым же знаком. Из стихотворения «Зимний вечер» он перешел в стихотворения «Зима. Что делать нам в деревне?
Я встречаю…» и «Зимнее утро».
Неуютность, вынужденность пребывания в замкнутом пространстве порождают ощущение скованности, стесненности , а оно, в свою очередь, — скуку, печаль, невозможность собраться с мыслями. Нет воли, нет свободы в поступках и действиях. В этой связи допустимо вспомнить стихотворение «Кавказ», где сказано, что немые громады теснят Терек, стремящийся добиться большей свободы.
Вернемся к стихотворению «Осень». В его четвертой строфе сначала называются общеизвестные признаки лета : Ох, лето красное! любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи…
Но и в этих строках основной мотив уже присутствует: перечислено то, что надоедает, досаждает, то есть стесняет. Поэтому вполне логично заявление, сделанное в следующих двух стихах:
Ты, все душевные способности губя, Нас мучишь…
Категоричность заявления смягчается сравнением: «…как поля, мы страждем от засухи; лишь как бы напоить да освежить себя — иной в нас мысли нет…», но смысл его не умаляется.
Результатом наблюдений над текстами «Осени» и перекликающихся с ней стихотворений может быть вывод: поэт не любит весну, зиму и лето по той причине, что они ограничивают его пространство, сковывают волю, душевные способности, в конечном счете — затрудняют творчество.
Далее в стихотворении говорится об осени. Она, во-первых, мила герою «красою тихою, блистающей смиренно». Весна, зима, лето — отрицательно активны: они стесняют движение, чувства, ум, губят душевные способности.
Красота же поздней осени — тиха и смиренна, то есть спокойна, ровна, добра. Поэтому о ней и сказано:
Из годовых времен я рад лишь ей одной, В ней много доброго; любовник не тщеславный, Я нечто в ней нашел мечтою своенравной…
Доброта — еще не главное достоинство осени; «в ней много доброго», но герой-поэт нашел в ней нечто более ценное, и нашел мечтою своенравной. Что же такое это нечто?
Ответ — в восьмой и девятой строфах. Как всем известно, поэт осенью «расцветает вновь»: он чувствует любовь к привычкам бытия, к проявлениям обычного земного человеческого существования:
Чредой слетает сон, чредой находит голод; Легко и радостно играет в сердце кровь, Желания кипят — я снова счастлив, молод, Я снова жизни полн…
Повтор чредой-чредой указывает на то, что поздней осенью идет нормальная, естественная жизнь, идет так, как должна идти. А потому «легко и радостно играет в сердце кровь, желания кипят». И, как это было сказано в строках о зиме, радость, полнота ощущения жизни просятся разрешиться движением:
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом, Махая гривою, он всадника несет, И звонко под его блистающим копытом Звенит промерзлый дол и трескается лед…
На эти строки обычно не обращают особого внимания, а между тем они глубоки по смыслу и содержат главный ответ на вопрос: почему герой-поэт чувствовал себя осенью легко и радостно и переживал творческий подъем?
Отметим, во-первых, торжественное звучание этих стихов , наполняющую их энергию, выраженные ритмикой, интонацией, звукописью. А во-вторых, обратим внимание на то, что конь несет всадника в раздолии открытом, то есть насколько видит глаз, ничем не ограниченном. Современному слуху может показаться тут повтор: раздолье, да еще и открытое.
Однако для человека 30-х годов XIX века повторения не было, словосочетание имело для него вполне конкретное значение, отражало реалии деревенской жизни.
Конкретный план открытого раздолья Пушкин косвенно пояснил в романе «Евгений Онегин» :
Встает заря во мгле холодной; На нивах шум работ умолк… На утренней заре пастух Не гонит уж коров из хлева, И в час полуденный в кружок Их не зовет его рожок…
Обычно в начале уборки урожая для сокращения пути к току, риге, гумну с полей убирали изгороди, сразу после уборки на поля запускали скот. Поздней осенью поля совершенно пустели — изгородей нет, скот содержится в хлевах, убраны и те изгороди, которые ограждали места прогона скота. Ручьи в долах поздней осенью замерзали или вовсе вымерзали, земля в полях затвердевала.
Для всадника действительно открывался широкий простор — преград нет, скачи куда хочешь.
В словаре В. И. Даля пояснено, что слово «раздолие» связано со словами «доля», «судьба», а смысл его объяснен так: простор, обилие и воля. Выражение «свое раздолье» Даль растолковал следующим образом: воля, свобода, разгул. В сознании русского человека понятие раздолья связано с понятием воли.
Скакать на коне в открытом раздолье в контексте стихотворения «Осень» — знак полного раскрепощения героя, снятия всех препятствий с его физических и духовных возможностей, знак его раздолья, его свободы.
Не случайно в первой части девятой строфы нарастает энергия стихов: после слов «Ведут ко мне коня…» следует пауза, а затем фраза произносится на едином дыхании, с нарастающей интонацией и ускорением; в конце же ее — снова пауза, и довольно длительная. При этом произнесение полустиха «в раздолии открытом» специально заторможено употреблением двух многосложных слов после четырех одно — и двусложных, сравнительно большим количеством гласных, их повторением и удвоением. Замедление полустиха — безусловно смысловое: оно выделяет его, побуждает читателя обратить на него особое внимание.
Вторая часть строфы в ритмико-интонационном плане построена иначе; ее произнесение, наоборот, замедлено . Как видим, снова все происходит чередой: днем — бурная езда на коне в раздолии открытом, вечером — чтение и долгие думы перед камельком. Радость вольного движения сменяется свободой дум и воображения. В свой черед в душе героя пробуждается поэзия:
Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет и звучит, и ищет, как во сне, Излиться, наконец, свободным проявленьем…
Явная параллель: радость жизни разрешается безоглядной скачкой на коне, волнение души — свободным проявленьем, творчеством:
И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут…
Сам творческий процесс идет легко, непрерывно, естественно, на что указывает также анафорическое и. «В раздолии открытом», «свободным проявленьем», «свободно потекут» — мотив свободы пронизывает строки, посвященные осени. Очевидно, что нечто, найденное поэтом в осени, и есть свобода: свободное пространство, свободное проявление способностей, свободное творчество.
В реальной жизни поэта свободы не было. Свобода была его мечтой. Вот почему нечто он нашел в осени мечтою своенравной, упрямой и выражающей сокровенную суть его души, ее самостоятельность и своеобычность.
Вслед за стихотворением «Осень» в собраниях сочинений Пушкина обычно публикуется стихотворение «Не дай мне Бог сойти с ума…». В нем те же мотивы: воля, свобода творчества, счастье поэта:
Когда б оставили меня На воле, как бы резво я Пустился в темный лес! Я пел бы в пламенном бреду, Я забывался бы в чаду Нестройных, чудных грез. И я б заслушивался волн, И я глядел бы, счастья полн, В пустые небеса; И силен, волен был бы я, Как вихорь, роющий поля, Ломающий леса…
Стихотворение «Осень» заканчивается вопросом: «Куда ж нам плыть?..» В нем, видимо, с одной стороны, подразумевается свобода выбора , с другой — выражена горечь: куда позволено и будет ли позволено «плыть» поэту? В 1830-е годы Пушкин понимал свободу диалектически: он уже твердо знал, что абсолютной свободы не бывает, что свобода ограничена обстоятельствами и что есть обстоятельства благоприятные и неблагоприятные для нее. Как известно, поэт стремился создать благоприятные условия для своей свободы — личной и творческой. Он мечтал, в частности, о своем Доме как пространстве, в котором мог бы свободно жить и творить. Поздняя осень в деревне и была, по сути дела, таким его пространством.
И в этом плане можно вспомнить болдинские осени Пушкина. Вполне возможно, что стихотворение «Осень» объясняет «болдинское» состояние поэта. Оно написано во время второй болдинской осени.
Открытое раздолье осени