Отображение национального самосознания героев в произведениях Александра Довженко

Чтобы не создавал Александр Довженко, выполняя кощунственные партийные заказы, он оставался украинцем. И герои его произведений также были украинцами — большими и малыми, людьми, которые осознавали свою безоговорочную преданность родной земле во время отравленных фальшивых советских лозунгов о слиянии наций. Самобытные фигуры украинцев, изображенные в киношедевре «Земля», ошеломили мир.

В фильме и до сих пор поражают сцены в доме Билоконя, неистовство Фомы, который вкручивается в землю, как червь, кадры с невестой тракториста Василия, которая, порвав на себе все одежды, в отчаянии бросается на стены.

А пожилые в «Земле» да и в предыдущих фильмах — это поэтическое воплощение извечных народных традиций. В «Земли» возникает во всей полноте наша Украина, мощный пульс жизни которой проходит сквозь сердца крестьян, сквозь небесный ливень света, который их озаряет и дает им родниковую силу. «Весь ясный подсолнечный мир, — читаем в сценарии, — стоял неподвижно, будто хор красивых детей, которые подняли в высоту свои радостные лица. А над «лицами» тихо сновали покинутые дедом золотые пчелы».

Величественная украинская кино-эпопея была признана самыми требовательными критиками мирового кино как шедевр. Однако, большевистскому правительству не нужно было украинское кино, тем более гениальное. Поняв это, Довженко взялся за перо.

Как прозаик он оставил четыре киноповести , двадцать рассказов и знаменитый «Дневник». В рассказе «На колючей проволоке» указана главная причина трагедии украинского народа — его обреченность переходить из-под одной оккупации под другую. «Мы еще вернемся» — грозились, отступая, красные комиссары. И угроза была осуществлена: освободители уничтожили людей во много раз больше, чем немецкие фашисты.

Кто находился в плену, в окружении, кто выполнял любую работу в годы оккупации, был в УПА, кто отказывался вступать в колхоз — все они были подвергнуты репрессиям, а некоторые были просто расстреляны, и поэтому, когда отряды Красной Армии освободили первое украинское село, Александр Довженко не упал на родную землю на колени, не заплакал, а молчал, так как это была земля завоеванная, вечная пленница. Олицетворением Украины, воплощением наилучших черт украинского характера для Довженко, как и когда-то для Тараса Шевченко, была украинская женщина — мать, любимая, сестра. Галерея прекрасных женских образов создана в киноповести «Украина в огне».

Это и хранительница рода — Татьяна Запорожчиха, и ее дочь Олеся, и подруга Олеси — Христя Хуторная, и Мотря Левчиха и другие. Все они изображены автором с большой симпатией, но Олеся ближе всех его сердцу. Красивая и скромная, добродетельная и певучая, Олеся пела так громко и так прекрасно, как даже и не снилось ни одной артистке.

Она была тонкой, одаренной натурой, тактичной, доброй, работящей и безупречно воспитанной честным родом. Олеся, патриотка своей нации, глубоко переживает всенародную беду — оккупацию. Прислонив руки к груди, она чисто по-женски выкрикивает:

«Ой Бог мой! Что же оно будет с нами?». С «нами» — это с ее родом, с родным селом, со всей Украиной.

Олеся любит свой край и ее патриотизм не декларативный. Схваченная по дороге в Германию в третий раз и думая, что приходит ее последний миг, девушка из рода Запорожцев умоляет: «Дайте мне хотя горсть земли. Прошу вас.

Родная земля моя». Самым трагичным женским образом повести является образ Христи Хуторной, так как ее публично в партизанском отряде судят за искренность и правду — за доброе слово о своем мужчине, итальянском офицере. За то, что она не совершила ни одного преступления, ее, порядочную женщину, обозвали самыми грязными словами — «проституткой», «подстилкой»… и «националисткой».

Олеся и Христя — два основных компонента образа Украины: первая — ее поэтическая душа, а вторая — ее трагическая судьба. Если красоту и нежность Украины воспето в образах девушек и матерей, то ее силу и мужество воплощено в мужских образах, главным образом, в одной семье Запорожцев — Лаврине, главе рода, и пятерых его сыновьях — Романе, Иване, Савке, Григории и Трофиме. Запорожцы — люди трудолюбивые, стойкие, веселые и гордые.

Когда гордому Савке во время налета немецких самолетов советуют падать, он будто нехотя отвечает: «А с чего бы мне падать? Идем на войну и будем от первой бомбы падать?». Автор недаром выделяет образ Лаврина Запорожца, перед которым — казацкие традиции, а в нем и за ним — его род, его пятеро сыновей.

Выданный полицаем, схваченный фашистами, Лаврин не теряет мужества, с большим достоинством разговаривает с палачом. Силу он черпает в ненависти к оккупантам:

— Ты страдаешь? — Нет. — Почему? — Я тебя ненавижу.

Как атлант, как Антей, борется Лаврин с начальником полиции, и безоружный побеждает вооруженного. «Они били друг друга тяжелыми и ржавыми обломками своей трудной истории». Лаврин и в самом деле был человеком казацкой закалки: не только сам выиграл битву за свою жизнь, а и зажег жаждой свободы всех других в концлагере: «Поднимайтесь, кто сильный и смелый. Кто жить хочет, вылезай из могил!.. Ни шагу назад.

Вперед!» и произошло чудо: «Такого еще не видел ни украинский месяц, ни звезды. Запорожец один уничтожил половину вражеских автоматчиков… Он выводил людей на волю». Написано это в духе лучших традиций нашего народного эпоса. Исторических песен и дум.

Читаешь страницы, посвященные Лаврину Запорожцу, — и перед тобой растет и растет чуть ли не Прометеевская фигура, похожая на Байду, Сирко, Наливайко, Богуна, Тютюнника. Под стать Лаврину и его сыновья, особенно — Роман. И умирая шутит — это сказано об украинце.

Более всего в повести шутит разведчик Мина Товченюк. В гестаповских застенках на грозный вопрос:

«Где партизан Запорожец?» — отвечает: «Где куст, там и Запорожец, где лес, там и тысяча».

И не только шутит, играя словами, а действует с юмором. Пойманный и приведенный в штаб, он сумел залезть на печь и оттуда все выслушивать. Во время переполоха Мина мог убежать, но взял да и вернулся снова на печь, так как, дескать, еще не все выведал.

Мина шутит даже под виселицей, приговоренный к смерти, смело всячески обзывает немцев. Когда же в село ворвались партизаны, Мина сняв петлю, начал по-хозяйски складывать веревку. Так в образах Запорожце, Кравчины, Бесараба ожила в нашей литературе славная казацкая победа.

Творчество Довженко убеждает, что существует патриотизм, который значительно глубже деклараций и лозунгов, он — в генетической памяти мозолистых рук труженика-земледельца.