Парадигма творчества Антона Чехова

Идейно художественный мир русского и мирового классика Антона Павловича Чехова. Глубинный и необъятный за своей масштабностью, за мастерским трансформированием традиционной народной, в основе своей будничной тематики в новаторское самобытное осмысление с объединением необъединенного. С оригинальными модификациями поднятых на новейший, недосягаемый уровень прозаических жанров новеллы и повести и новой, собственное интеллектуальной дискуссионной драмы — драмы идей, представленной в XIX и XX столетиях творчеством Ибсена, Г. Метерлинка, Г. Гаутмана.

Что касается последнего, то Чехов осуществил революцию в развитии драматического жанра, отказываясь от противопоставления характеров пьесы как конфликтующих между собой субъектов: конфликт здесь внутренний, часто с самым собой, движимый неотвратимостью жизненных обстоятельств. Влияние драматургического творчества Чехова на развитие мирового театрального искусства неопровержима. За духовно этичным потенциалом, за масштабностью художественного мышления, за тонкостями человековидения А. П. Чехов, бесспорно, стоит рядом с такими исполинами русского писательства (и своими современниками), как Л. Толстой и Ф. Достоевский.

Именно Лев Толстой назвал своего выдающегося современника, который прожил всего сорок четыре года (1860-1904), уйдя преждевременно из жизни через неизлечимый туберкулез (наиболее распространенная тогда болезнь художников и политиков), «несравненным художником жизни». Отмечая родственность и высокий уровень творчества И. Тургенева, Л. Толстого и А. Чехова, английский классик Д. Голсуорси подчеркивал, что вдоль последних десятилетий «могущественным магнитом» для молодых писателей многих литератур был Чехов. Непревзойденный классик английской новейшей драматургии, ирландец за происхождением Бернард Шоу подчеркивал, что «в плеяде больших европейских драматургов современников Ибсена, Чехов сияет, как звезда первой величины, даже возле Толстого и Тургенева».

Отмечая глубокий самобытный лиризм произведений А. Чехова, захватываясь мастерством его пейзажей, талантливый русский прозаик В. Г. Короленко акцентировал внимание на «необыкновенной сжатости и силе отображения» мастера оригинального литературного стиля.

Говорят, что гениальное — в простоте и доходчивости, собственно простоте, которая поражает. Показателем этого является доходчивость произведений Чехова для широких кругов читателей. Интересно, что один из наибольших мастеров украинской малой прозы II половины XX столетия, прекрасный философ в создании народных характеров Григор Тютюнник считал А. Чехова одним из великих своих учителей в литературе. «Нет загадки таланта — есть вечная загадка любви», — говорил Григор Михайлович, трагический в литературе и в собственной жизни. Бесспорно, что эти слова украинского мастера прозы по — своему трагической и неоднозначной во взлетах и падениях эпохи целиком приемлемые относительно творчества величественного русского классика, который, даже высмеивая человеческие недостатки, пороки общества, сильно сочувствовал и любил, отстаивал пренебреженное достоинство маленького, даже никчемного человека, ограниченного обывателя.

В обычных, даже примитивных буднях Чехов умел увидеть и воссоздать трагизм, тот трагизм человеческих судеб и ситуаций, который, на первый взгляд, может быть и незамеченным через общественную норму воспроизведенного человеческого поведения. Трагическое в смешном, смешное в трагическом, внутренняя драма человека, который, каждый по своему, хочет завоевать место под солнцем. Место в социальной иерархии, и вместе с тем, как в гениального психолога, писателя Ф. Достоевского, сложная подпольная сущность человеческих душ, которые в совокупности определяют моральный залог общества, — основное, но далеко не все в идейно художественной, философски психологической парадигме произведений А. Чехова.

Вранье, лицемерие, мещанская самоуспокоенность сытости, напротив равнодушие, спесивость, гордыня, добровольная приниженность и самобичевания перед власть имущими, чиновничья тупость и… наивность в поисках правды — все эти и другие явления не проходили мимо талантливого художественного осмысления Чехова, который, будучи принципиально далеким от политических группировок и деклараций, развенчивала фальшь либерально-казенного народолюбия, показательную, но внутренне прогнившую мораль обывателей от науки, искусства, основанную на обычном корыстолюбии. И глубокий трагизм маленького человека, трагизм, что скрытый за комическими ситуациями, часто даже за откровенной сатирой.

И здесь не только традиции Гоголя или Салтыкова Щедрина, а и свое, сугубо чеховское видение панорамы общественной жизни.