Павел Петрович Бажов и его сказы и легенды

Детство будущего писателя прошло в среде той Уральской «мастеровщины», которая дала немало славных борцов революции. В силу историко-экономических особенностей Урала быт заводских поселков был здесь весьма своеобразным. Да, здесь, как и всюду, рабочие едва сводили концы с концами, были бесправны. Но, в отличие от других промышленных районов страны, прежде всего от южного, жизнь которого столь выразительно представлена, например, А. С. Серафимовичем, Урал характеризовался значительно более низкими заработками мастеровых. Здесь существовала дополнительная зависимость пролетария от предприятия, от заводовладельца.

«Свое место» — так это именовалось в рабочей среде — то есть домишко, покосная и огородная земля, почти у каждого — корова, у иных — лошадь. И все это «…как тяжелая гиря, тянуло в кабалу», — писал Бажов. Бесплатное пользование землей заводчики представляли компенсацией пониженной зарплаты. «Свое место» порождало у многих мастеровых Урала иллюзию возможности освободиться от заводской кабалы путем простого «отхода» от заводовладельца. Переселиться на «вольные земли», заняться крестьянским делом — такая мечта была распространенной среди уральских пролетариев.

В очерковой книге «Уральские были» Бажов отмечал противоречивость положения и настроений сысертских рабочих: пренебрежительное отношение к крестьянам и в то же время — зависть. Жизнь крестьянина со стороны казалась независимой: «Ему ловко работать из-за земли-то. Никому не кланяйся!» Отметим, что государственная администрация не видела или не хотела видеть пролетариев, мастеровых как особую социальную группу: официально они в поселенных списках и прочих документах именовались крестьянами. Была бесправная, полная лишений жизнь, и был стихийный протест против такой жизни, ненависть к мучителям и мечта об освобождении от гнета, о свободном труде. Но не было ясного представления, какой именно должна быть жизнь, каковы пути к освобождению. Только еще созревало понимание того, кто именно враг рабочего человека.

В своей первой художественной книге-цикле очерков «Уральские были» (1924), посвященных изображению жизни, быта сысертских заводов в 80-90-е годы прошлого века, Бажов об этом и рассказал. Читая, мы убеждаемся, что рабочие весьма остро осознавали паразитизм «бар», уральских «промышленных феодалов».

Вот, заметив «пышный турнюр барыни», выходящей из церкви, рабочие обмениваются репликами: «Подушка ведь. Известно».

— «В подушку-то эту и робим!» Порой мастеровые прибегали к средству, обозначавшемуся в Сысерти словом «учь»: особо зарвавшихся небольших заводских начальников-тех, кто издевался над рабочим, кто «окончательно стал собакой», — «учили», т. е. избивали, подкараулив где — нибудь в укромном переулке, били обычно в специально подстроенной пьяной драке. «Рабочий делал лишь первые шаги в борьбе с буржуазией, ближайшим представителем которой он считал заводских приказных», — писал Бажов. Еще мальчиком Бажов полностью усвоил отношение взрослых — родных и близких ему людей — к барам и барским холуям. Иначе быть и не могло: ведь он слышал, как по поводу подготовленной рабочими очередной «учи» отец сказал: «…

Давно пора. Этакую собаку жалеть не будем. Нашелся бы только добрый человек». Содержание слов «добрый человек» здесь воистину замечательно. Понятия добра и зла в сознании заводского мальчонки наполнялись четко выраженным классовым содержанием. В главе «Расчеты по мелочишкам» Бажов подчеркивал: «Озлобление чаще всего направлялось против мелкой заводской сошки, которая служила палкой-погонялкой в руках вышестоящих», а те, по — видимому, рассуждали так: «…

Если не давать выхода недовольству рабочих, так, пожалуй, себе опаснее». Школа, где учился Бажов, была земская, мужская, трехлетняя.

«Запомнился на всю жизнь» урок в первом классе, посвященный 50-й годовщине со дня смерти А. С. Пушкина. Учитель говорил: «…дуэль подстроена была. Большому начальству неугоден был Пушкин, его и подвели под пистолет…» Оказалось, что в других сысертских школах «учительки из управительской родни» даже и не упоминали о годовщине смерти Пушкина..

Петр Васильевич разъяснил сыну: «Они, поди, пикнуть боятся про Пушкина, потому, ясное дело, убило его начальство. Я еще на военной службе был, слыхал об этом». Мальчик сделал вывод: «… Пушкин «вроде политики», то есть тех людей, которых особо не любит начальство и о которых говорить надо с оглядкой». Впоследствии Бажов вспоминал об этом в статье «Через всю жизнь», написанной к 150-летию со дня рождения А. С.

Пушкина. В 1944 году Бажов писал о Смородинцеве: «Этому человеку, в сущности, обязан тем, что в условиях того времени смог получить образование. Это он, услышав как-то от своего школьного товарища хороший отзыв о моей учебе, «стал сбивать» моего отца «поучить маленько парнишку в городе». «Школьный товарищ» Смородинцева — это Александр Осипович Машуков, учитель Паши Бажова в Сысертской школе. Но — где учить? О гимназии, реальном или горном училищах нечего было и мечтать.

Даже единственного ребенка рабочая семья там учить не могла. Остановились на Екатеринбургском духовном училище: в нем самая низкая плата за обучение, не надо покупать форму, да еще есть ученические квартиры, снимавшиеся училищем, — эти обстоятельства оказались решающими. Прекрасно сдав вступительные экзамены, Бажов, опять же при содействии Смородинцева, был зачислен в Екатеринбургское духовное училище. Отметим, кстати, — в то самое училище, где ранее учились изобретатель радио А. С. Попов и выдающийся писатель Д. Н.

Мамин-Сибиряк. Содействие Смородинцева понадобилось потому, что духовное училище все-таки было не только, так сказать, профессиональным, но и сословным: готовило главным образом служителей церкви, и учились в нем преимущественно дети духовенства.

Родители не хотели церковной карьеры для сына. Важно мальчика выучить, а там дорогу сам найдет. Ведь и Николай Семенович и Александр Осипович «так же учились», но первый после духовного училища окончил ветеринарную академию, другой стал учителем. Поступив в училище, Бажов поселился на первое время у Смородинцева, в поселке Верх-Исетского завода, а учиться ходил в город. Екатеринбург произвел огромное впечатление на мальчика.

«Город… » Сколько удивительного еще дома слышал о нем маленький Бажов! Отец, бывалый человек, отзывался о Екатеринбурге: «На другие города наш не походит. Он вроде самого главного завода. На железе родился, железом опоясался, железом кормится».

Дед вторил: «Другого такого по всей нашей земле не найдешь…» Правда, бабушка, тоже бывавшая в городе, осуждала решение Пашиных родителей отдать его учиться «в чужие люди» и называла город «страховитым местом». В 8-м томе издания «Живописная Россия» о Екатеринбурге говорится, что этот «уездный город… как в отношении внешности, так и по развитию и характеру общественной жизни далеко оставляет за собою большинство наших губернских городов и поистине может называться столицею горнозаводского Урала». Исключительное географическое положение в центре горного промышленного края определило и то, что Екатеринбург являлся резиденцией «главного начальника заводов хребта Уральского».

Д. Мамин-Сибиряк писал о горнозаводском Урале: «Это было настоящее государство в государстве… тут были свои законы, свой суд, свое войско и совершеннейший произвол над сотнями тысяч горнозаводского населения».

«Наблюдения над удивительной жизнью города» занимали большое место в новом и небывало огромном «рационе впечатлений» Павла Бажова. На одном из центральных проспектов «каменные дома с невиданными раньше колоннами, с тротуарами из широких плит привели в восторг», — вспоминал, в частности, Бажов в конце жизни («Дальнее-близкое»).

А убогий вид одной из окраинных улиц «с покосившимися домами» «на заболоченной низине» вызвал недоумение. Городская родственница матери жила в хибарке «хуже нашей бани». «Зауголышный житель», сосед Смородинцева, маленький чиновник горного ведомства Полиевкт Егорыч, настойчиво внушал Бажову мысли о могуществе и упорстве русского народа. Имея в виду историю Екатеринбурга, он обобщал: «Ох, и твердой у нас народушко!

Ох, и твердой! К чему прильнет, никак его не оторвешь и ничем не испугаешь». Старик много знал, был прост, приветлив, и десятилетний Бажов с интересом и большой пользой для себя слушал его. Особенно существенным было влияние Н. С. Смородинцева. Впоследствии (1934) Бажов назвал ветеринара своим «первым революционным учителем».

По окончании училища 14-летний Бажов поступил в Пермскую духовную семинарию. Он обучался в ней шесть лет. Шли уже 90-е годы. Общественный подъем в стране сказался и на бурсе.

Некторые из бурсаков находили путь в социалистические кружки. У пермских семинаристов была своя, тайная библиотека, содержавшая запретные книги. Наряду с народническими там были и марксистские работы. Павел Бажов почти три года «заведовал» библиотекой. В семинарские годы он прочитал книгу Ф.

Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Сильное воздействие оказали на Бажова идеи историка А. П. Щапова, с которыми впервые юноша познакомился еще в Екатеринбурге через Н.

Смородинцева.