Типичный пейзаж раннего Есенина словно подернут дымкой. Его трудно представить без «охлопьев синих рос». Краски приглушены, смягчены. На полыхающие зори мы смотрим сквозь курящиеся туманы.
Сквозь синий туман видим и «красные крылья заката». Есенин вообще любит восходы и закаты за их перламутровую нежность, выходя на натуру, будто на рыбалку: либо на рассвете, либо ранним вечером.
Вот характерный образец есенинской пейзажной живописи дореволюционного периода:
Задремали звезды золотые, Улыбнулись сонные березки, Задрожало зеркало затона, Растрепали шелковые, косы. Брезжит свет на заводи речные Шелестят зеленые сережки, И румянит сетку небосклона. И горят серебряные росы. У плетня заросшая крапива Обрядилась ярким перламутром И, качаясь, шепчет шаловливо: «С добрым утром!»
Золото, но задремавшее ; зеркальный блеск воды, но он смягчен утренней зыбкой рябью и ранью; небосклон не румяный, а тронутый блеклым, сетчатым светом. Ярко только то, что не бывает совсем ярким — серебряные росы да перламутровое ожерелье на тугих стеблях одичавшей крапивы — золушки, простушки, чернавки…
Не всегда, разумеется, Есенин так тонок и акварелей. Порой он откровенно работает под лубок, и тогда глаза прямо-таки слепит «прялочное весельство», свойственное народной бытовой живописи:
Ярче розовой рубахи Зори вешние горят. Позолоченные бляхи С бубенцами говорят.
Да и писал он, конечно, не одни лишь пейзажи, отражающие, как зеркальце, цвета и переливы неба и земли. Были у него и жанровые, сельские картинки, например, почти репортаж с воскресного деревенского базара; в сборнике «Радуница» (1916) стихи так и назывались — «Базар»:
Балаганы, пни и колья, Карусельный пересвист. От вихлистого приволья Гнутся травы, мнется лист…
Однако в жанре Есенину словно бы не по себе: то ли чересчур тесно, то ли слишком просторно!
Казалось бы, поэт захвачен азартом веселого лада деревенской торговой сутолоки. Но при этом зорко подмечает приметы ее непоэтичности: вместо деревьев, прорастающих листьями в глубину,- пни да колья! И травы — гнутся. И лист — мнется!.. Сравните есенинский «Базар» с широко известной «Ярмаркой» Бориса Кустодиева. И представить невозможно, что кустодиевские молодухи, ради праздничка в пух и прах разнаряженные, могут повести себя неблагообразно!
А вот у Есенина они кричат («бабий крик, как поутру») и даже хрипят — «хрип торговок», и он заслоняется, загораживается от оскорбляющего его слух хрипа-крика песней:
Не твоя ли шаль с каймою Зеленеет на ветру? Запевай, как Стенька Разин Утопил свою княжну.
Как и на картине Кустодиева, есенинский базар окрашен в три классических ярмарочных цвета: ал наряд, зеленая шаль, струганые дранки, т. е. красный, зеленый, желтый!
Однако яркость трехцветья у Есенина как бы специально «запылена» вихлистым весельем (ох, и напылили, ах, да накопытили!) и поэтому воспринимается не столько праздничным, нарядным яркоцветьем, сколько бытовой, непреображенной, пестротой… Очень четко проявлен в творчестве раннего Есенина и мифологический — языческий элемент. Поэт был твердо убежден, об этом свидетельствует его трактат «Ключи Марии», что христианство родилось на Руси как образ напоенных прозрениями древних славянских мистерий: «…Крещеный Восток абсолютно не бросил в нас… никакого зерна; он не оплодотворил нас, а только открыл лишь те двери, которые были заперты на замок тайного слова». «Тайным словом» Есенин считал образ.