Петербургский текст русской литературы

Эта тема необычайно многообразна и может стать предметом отдельного исследования. В нашей же работе мы коснемся произведений только двух фотохудожников: Бориса Смелого и Дмитрия Кондрата. Трагическая двойственность, «диссонансность» петербургской культуры по-прежнему является основным контекстом творческих поисков.

Различны методы преломления реальности. Различны и результаты. Однако и раньше, и теперь, художников завораживает, манит не только парадный и хрестоматийный лик города, но и другая его ипостась — неявная, скрытая, призрачная.

Закулисье Питера, Зазеркалье, Черный пес Петербург.

Фотограф Д. Кондрат по-своему аранжирует петербургскую тему. С одной стороны, он как бы вписывается в сложившуюся традицию и снимает на дворцы и замки, не «над Невой посольства полумира», а густонаселенное, плотно обжитое нутро центральных районов. В то же время, главным объектом внимания Кондрата является цвет, цветовые акценты настолько сильны, что фотографии кажутся картинами. Возникает неожиданный и нетрадиционный ракурс закулисья Питера, ирреальная бытовая фактура одухотворена цветом, теплым дыханием очага и тонким чувством гармонии мира. Фотографии напоминают макеты театральных декорации.

Персонажей, как правило, не видно, они где-то рядом — за углом, за светящимися окнами, в гулких пустынных подъездах. Зато возможны любые сюжетные коллизии. Странный необычный Петербург.

В любом закоулке оживает «душа» города и становится явью.

Видеть город Б. Смелов учился у поэтов и художников, а собственную манеру съемки обрел, читая Ф. М. Достоевского. Галерея фотопортретов и городских пейзажей, созданных Б. Смеловым в 1974-1975 гг., могла бы блистательно аккомпанировать любому изданию, скажем «Дневнику писателя», хотя на этих фотографиях — лица наших современников. С самого начала он поставил перед собой задачу вроде бы заведомо невыполнимую — стерев случайные черты, запечатлеть на пленке никогда в реальности не бывший, но более чем реальный Петербург, который населен героями «Идиота» или «Преступления и наказания», насильно или добровольно сведенными из своих каморок, подвалов и чердаков в одну общую коммунальную квартиру.

Она и была самым сокровенным, подлинным лицом города, сменившего паспортное имя, но забывшего наклеить новую фотографию.

Крюков канал, Новая Голландия, Екатерининский канал, сфинксы, Адмиралтейская набережная и Галерная улица — вот излюбленные сюжеты смеловских пейзажей. В них изображение дышит по законам классического стихосложения — строгий, завораживающий ритм угадывается в чередовании темных и светлых пятен, причудливым образом рифмуются линии крыш и набережных.

Достаточно известный фотограф В. Кривулин считал Б. Смелова фотографом от Бога: «Борис при жизни стал классиком. Его натюрморты по поэтике могут сравниться, пожалуй, только с работами Йозефа Судека, а городские пейзажи аналогов не имеют.»

И, наконец, в систему петербургского текста русской культуры входит и петербургский текст русской литературы.

В петербургском тексте Петербург выступает как особый и самодовлеющий объект художественного постижения, как некое целостное единство.

Как и самому городу, так и петербургскому тексту свойственна та же антиномичность. На одном полюсе — признание Петербурга единственным настоящим городом в России, на другом — свидетельства о том, что нигде человеку не бывает так тяжело, как в Петербурге, призыв к бегству и отречению от Петербурга.

В русской литературе Петербургу поставлен особый «петербургский» текст. Он может быть определен эмпирически указанием круга основных текстов русской литературы, связанных с ним, и, соответственно, его хронологических рамок.

Образ города все больше распадался на мелкие составляющие, но они, подобно молекулам, сохраняющим свойство своего вещества, не теряли принадлежности к городской среде. Например, у В. В. Набокова отклик вызывает не столько сама городская вывеска, сколько начертание отдельных букв на ней: «О, сколько прелести родной/ В округлых знаках, в букве «ять»,/ Подобной церковке старинной.» — «Петербург», 1921.

«Взгляд извне» все более трансформировался во «взгляд изнутри». Таким образом, художественная биография города может рассматриваться как история взаимоотношений точек зрения — внешней и внутренней.

Все рассмотренные нами в особенности Петербурга, его имя, мифы, образы, архитектура, природа — абсолютно все находит свое выражение в петербургском тексте русской литературы.

Подобный, достаточно подробный анализ петербургского текста русской культуры видится нам необходимым на пути изучения петербургского текста любого художника слова, так как «душа» города открывается нам не только посредством рефлексии лирического героя и воспоминаний писателей и поэтов, но и посредством интертекстуальных данных.