Почему Андрей Штольц не смог изменить образ жизни Обломова?

И. А. Гончаров в 1859 году написал роман особой злободневности, в котором он отразил основную черту сугубо русского характера и даже дал ей свое название: «обломовщина». Автор является для нас художником, сумевшим выразить всю полноту явлений жизни, расхолаживающая система которой душит и морально убивает нужных, дельных для отечества людей. Уже с первой страницы своего романа Гончаров посчитал нужным обратить внимание читателя на главную черту своего героя: «Душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, рук…». Истории этой живой души посвящен целый роман, в котором на примере жизни одного из представителей дворянства автор пристально рассматривает современное общество в нравственно-психологическом, философском и социальном аспектах его существования. У читателя должен неизбежно встать вопрос: какие же жизненные условия создавали обломощину?

Ответ на этот вопрос автор дает в главе «Сон Обломова». Это дворянское воспитание, лень, инертность и материальные блага, которые даются как само собой разумеющееся. Обломов не понял себя. Он не осознал в себе человека в его современной общественной ситуации, не осознал в той мере, в какой требуется, чтобы жить, а не цепенеть перед обстоятельствами. В ясные минуты самоанализа Обломов отчетливо понимает, что в нем было и есть «хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой».

Но «золото» натуры Обломова так и не пошло в ход. Свет, который двенадцать лет был заперт в нем, «только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас». «Или я не понял этой жизни,- признается Обломов Штольцу,- или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его». Не раз еще прозвучат похвалы тому, что в Обломове «дороже всякого ума: честное, верное сердце». Более того — окажется, что встреча с Обломовым дала «уроки жизни» Ольге Ильинской, что Штольц возвращался к нему, чтобы «в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу…». И, наконец, само существование Обломова выявило духовное богатство Агафьи Матвеевны Пшеницыной: «Навсегда осмыслилась жизнь ее: теперь уж она знала, зачем она жила и что жила не напрасно».

Но мне кажется, что трагическое звучание романа в том и состоит, что, пробудив к сознанию духовной красоты стольких людей, сам герой оказывается раздавленным русской «обломовщиной». Собственно, Обломов сам «тихо и постепенно укладывается в гроб остального своего существования, сделанный собственными руками, как старцы пустынные, которые, отворотясь от жизни, копают себе могилы». Так почему же Андрей Штольц, являясь близким другом Ильи Ильича и имея на него влияние, при всем своем желании не смог изменить образ жизни Обломова? Может, причина кроется в характере самого Обломова, в совершенной инертности, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете? Причина же самой апатии кроется отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития.

По внешнему положению, он барин, у него есть Захар и «еще триста захаров», как говорит автор. Преимущество своего положения Илья Ильич высказывает в разговоре с Захаром: «Разве я мечусь, разве работаю? Мало ем, что ли?

Худощав или жалок на вид? А разве не достает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать есть кому!

Я не разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? Из чего мне?..» И Обломов говорит совершенную правду.

С малых лет он приучается быть байбаком благодаря тому, что у него и подать и сделать есть кому. Ясно, что Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек, который тоже чего-то ищет в своей жизни, о чем-то думает. Именно это и ценит в нем Штольц, но не понимает очень важного момента.

Воспитание Обломова обрекло его на сибаритство, неуважение к труду. Это выразилось в его монологе о чулке. Герой находится в жалком состоянии нравственного рабства, которое настолько переплетается с барством Обломова, что уже невозможно отделить одно от другого. И проблема здесь не Обломов как личность, а обломовщина как явление. Именно с этим Штольц и не смог бороться.

Он познакомил Обломова с Ольгой Ильинской, но и она разрывает невозможные отношения, в сердцах восклицая: «Камень бы ожил от того, что я сделала. Теперь не сделаю ничего… Все бесполезно — ты умер…

Что сгубило тебя? Нет имени этому злу!» На что Обломов не может не ответить: «Есть. Обломовщина». Он точно определил корень зла, который не в силах победить ни старания верного друга, ни слезы любимой женщины. «Прощай, старая Обломовка, ты отжила свой век», — говорит Штольц, но ошибается.

И только в Ольге зреет та сила, которая «сожжет и развеет обломовщину». Исходя из всего этого, я считаю, что Андрей Штольц не сумел изменить образ жизни Ильи Ильича Обломова потому, что видел зло в характере, в лености своего друга. Он был уверен, что стоит показать Обломову всю прелесть жизни, другой жизни, как он скинет с себя апатию, словно «засаленный домашний халат» и устремится в бурный поток неизведанного. Но нет, Штольц не понял, что имеет дело с системой, которая подпитывает, которой выгодна леность и апатия привилегированного русского сословия девятнадцатого века. Один арабский поэт написал о подобных взаимоотношениях так: Давай играть в прятки.

Если ты спрячешься в моем сердце, Я найду тебя без особого труда. Но если ты затворишься В своей скорлупе, искать тебя будет Бесполезно. Может быть, Штольц и не понимал Обломова так глубоко, как понимала его Ольга Ильинская, но я считаю, что «искать» его было «бесполезно».