Поэма как устойчивая литературная форма в свете исторической поэтики

После фундаментальных и ставших уже классикой трудов В. М. Жирмунского и Ю. В.

Манна, а также небольшой, но весьма содержательной работы Л. С. Мелиховой и В. Н. Турбина, жанровая модель неканонической (лиро-эпической, «романтической», «байронической») поэмы может считаться — в плане историко-литературном — более или менее проясненной. С другой стороны, исследования в области канонической эпической поэмы (эпопеи) и описание ее сюжетной модели в трудах О. М.

Фрейденберг и П. А. Гринцера — позволяют сегодня соотнести две стадии в развитии жанра и рассмотреть неканоническую поэму в большом времени исторической поэтики. Известно, что материнским лоном интересующего нас жанра является эпическая поэма. Но показательно, что пока новая поэма ориентировалась только на эпопею, она не могла художественно состояться и жанрово самоопределиться и оставалась в той или иной мере стилизацией (особенно богат такими стилизациями XVIII век, предпринявший последние попытки возродить эпопею в ее старом виде). Все значительное, что было создано с позднего средневековья в области «большой» поэтической формы — суфийские поэмы, «Божественная комедия» Данте, поэмы Боярдо, Ариосто и Мильтона, не говоря уже о «Фаусте» Гете, было прорывом канона эпической поэмы, связанным с ориентацией не только на нее, но и на другие жанры.

Самые ранние неканонические поэмы обнаруживают явную связь даже не столько со своим материнским лоном, сколько с народной балладой («Кристабель» и «Сказание о старом мореходе» Кольриджа, «Мармион» и «Госпожа Озера» Вальтер-Скотта) . После этих поэм-баллад возникает (у Байрона, де Виньи, Пушкина, Лермонтова) лиро-эпическая поэма, в которой сохранена ориентация на балладу, но связи с эпической поэмой стали теснее. С балладой исследователи соотносят ряд бросающихся в глаза особенностей нового жанра: лирическое начало, сочетающееся с эпическим событием и драматическим диалогом, новеллистический сюжет, внезапный зачин, отрывочность и недосказанность повествования, его тяготение к кульминационным моментам, наконец, балладный стих, приближающийся в большинстве случаев к метрической схеме четырехстопного ямба. ХХ век создает свои типы неканонической поэмы. Прежде всего — лирическую поэму (К. Бальмонта, В. Брюсова, А.

Блока, Г. Аполлинера, В. Маяковского, М. Цветаевой и др.

). В ней в пределе может отсутствовать эпический сюжет, а объективированный герой трансформируется в лирическое «я», от лица которого ведется повествование. Связь с эпической поэмой в этом случае кажется минимальной, но она не исчезает совсем, а уходит в «ядерные глубины» (М.

М. Бахтин) жанра. ХХ век создает и так называемый лирический эпос, ориентированный на «Книгу» (и часто выступающий как «книга жизни» своего автора), типологически более древнюю, чем эпическая поэма и восходящую к состоянию еще не преодоленного родового синкретизма. Это грандиозные и незавершенные «Cantos» Э. Паунда (создававшиеся с 1904 по 1972 гг. ), «Всеобщая песнь» П.

Неруды, «Человеческая панорама» Н. Хикмета, «Середина века» В.

Луговского, поэмы Сен-Жон Перса (к этому ряду произведений середины ХХ столетия близки более ранние и «сверхповести» В. Хлебникова /»Дети Выдры», «Азы и Узы» и др. /, хотя они с одной стороны более «эпичны, а с другой более синкретичны). В лирическом эпосе повествование, как правило, тоже ведется от лирического «я», но совершается выход в большое (историческое и метаисторическое) время и происходит грандиозное укрупнение и эпизация масштаба самого субъекта и предмета изображения. Таким образом, если каноническая поэма сохраняла свое структурное единообразие в разные эпохи (Гомер-Вергилий) и в разных культурных традициях (Индия — европейская античность), то неканоническая поэма отмечена принципиальным разнообразием форм: названные нами — только наиболее заметные из них.

Но так же, как бесконечно разнообразный и пластичный роман, чье воздействие она испытала, современная поэма, отказавшаяся от канона, обрела собственную внутреннюю меру. Один из пределов ее — очевиден: эпическая поэма. Противостоит этому пределу — «романизация» поэмы и отказ от чистоты эпической формы. Первым шагом в данном направлении стала актуализация баллады, жанра, типологически более древнего, чем эпопея, и восходящего к лироэпическому (отчасти и драматическому) синкретизму, предшествовавшему обособлению поэтических родов. Как подчеркивает исследователь, «остатки древнего синкретизма народной поэзии в формальном строении баллады (соединение повествовательного сюжета с лирической и драматической обработкой) становятся источником нового синкретизма, вырастающего на почве романтической поэтики (лирическая поэма, соединяющая особенности лирики, эпоса и драмы)» . Лирическая поэма, возникшая после лиро-эпической, доводит до предела лирическое начало, а лирический эпос — заново апеллирует к эпической основе, рождая новые формы родового неосинкретизма. Поэтому во всех трех типах жанра следует говорить не об отказе от эпического, а о варьировании меры эпического и лирического начал, отходе от родовой чистоты и неосинкретических тенденциях.

В этом же направлении действуют деканонизирующие силы «романизации» всей литературы Нового времени. Романизацию лиро-эпической поэмы принято связывать с тем, что ее герой теряет свой эпико-героический статус и становится частным человеком. Соответственно вместо «события национальной и исторической важности, с обширным эпическим сюжетом, богатым действующими лицами и эпизодами» — «рассказывается отдельный случай из жизни частного лица. Повествование сосредоточено вокруг одного героя и одного события его внутренней жизни: обыкновенно событие это — любовь» . Но такая констатация при всей ее истинности — неполна. Дело в том, что герой всех разновидностей новой поэмы определяется в направлении сразу двух пределов — эпического и частного человека, хотя мера их соотношения может быть очень разной. Но во всех случаях герой современной поэмы помнит (или вспоминает) свое героическое прошлое, так же, как сама поэма сохраняет «память» своего жанра-основы.

Такая субъектная архитектоника — эстетически реализованная автором двумирность героя — определяет хронотоп и сюжетные особенности неканонической поэмы.