Поэт Борис Пастернак лирический живописец
Огромное количество его стихов посвящено природе. В постоянном внимании поэта к земным пространствам, к временам года, к солнцу сокрыта, на мой взгляд, главная тема его поэтического творчества. Пастернак точно так же, как в свое время Тютчев, испытывает чуть ли не религиозное удивление перед «божьим миром». Так, по словам близко знавших его людей, любил называть Пастернак кипящую вокруг жизнь — именно «божий мир».
Известно, что почти четверть века он прожил в Переделкине на писательской даче. Все ручьи, овраги, старые деревья этого чудесного места вошли в его пейзажные зарисовки. Те читатели, которые, как я, любят стихи этого поэта, знают, что у него нет разделения на живую и неживую природу. Пейзажи существуют в его стихах на равных с жанровыми лирическими картинами бытия. Для Пастернака важен не только его собственный взгляд на пейзаж, но и взгляд природы на него. Явления природы в стихах поэта приобретают свойства живых существ: дождик топчется у порога «скорей забывчивый, чем робкий», иной дождик у Пастернака ходит по просеке «как землемер и метчик». Гроза у него может угрожать, как злая женщина, а дом себя чувствует так, как человек, который боится упасть. Пастернак наделяет дождик качествами поэта, и дождик пишет стихи:
Отростки ливня грязнут в гроздьях И долго, долго до зари Крапают с кровель свой акростих, Пуская в рифму пузыри.
Звукопись передает нашему слуху звуки, издаваемые настоящим дождем.
Порой пейзаж у Пастернака принимает глобальные размеры, близкие по масштабам стихам Маяковского. В первозданности красок предстает перед читателями Урал в стихотворениях «На пароходе», «Урал впервые». Есть у него и зарисовки севера — «Ледоход», «Отплытие». Но более всего берут за душу стихи, в которых Пастернак изображает природу близ Москвы. Он навечно подарил нам своих стрижей, грозы, запах ландышей и сосен:
Недавно этой просекой лесной Прошелся дождик как землемер и метчик. Лист ландыша отяжелен блесной, Вода забилась в уши царских свечек. Взлелеяны холодным сосняком, Они росой оттягивают мочки, Не любят дня, растут особняком И даже запах льют поодиночке…
Мне очень нравится сборник стихов Пастернака «На ранних поездах». В этой книге поэт открыл для себя и новые поэтические горизонты, и обновленную утонченным чувством природу. С такой волшебной силой создавал на холсте свои пейзажи, пожалуй, только Куинджи. Заметила я и то, что поэт изображает пейзажи, словно стрит сюжеты сказки:
Глухая пора листопада. Последних гусей косяки. Расстраиваться не надо, У страха глаза велики. Пусть ветер, рябину занянчив, Пугает ее перед сном, Порядок творенья обманчив, Как сказка с хорошим концом.
Пастернак, кроме всех прочих его литературных заслуг, всегда будет волшебной сказкой для нас в своих стихах о родной природе. Природа — это сфера поглощающая пространство романа. чтобы понять причины поведения Живаго в определенных ситуациях, нужно разобраться в значении для него природы и ее месте в произведении.
Вся жизнь Живаго — инстинктивное стремление раствориться в природе, не сопротивляться ей, вернуться в детство, где «внешний мир обступал Юру со всех сторон, осязательный, непроходимый и бесспорный, как лес… этот лес составляли все вещи на всеете… всей своей полузвериной верой Юра верил в Бога этого леса как лесничего». Даже христианство здесь неизбежно природно: то Иисус представляется «человеком — пастухом в стаде овец на заходе солнца», то цветы провожают Живаго в мир иной, потому что «царство растений — ближайший сосед царству смерти. В зелени земли сосредоточены тайны превращения и загадки жизни».
Отойдя от Бога, а тем самым и от природы, в пору своей молодости, Живаго во время гражданской войны, когда «кончились законы человеческой цивилизации» и давление разума ослабело, возвращался в природу через любовь к Ларе. В романе «природность» любви постоянно подчеркивается: «Они любили потому что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами, облака и деревья. Да и сама Лара появляется то в образе лебедя, то рябины, а в конце концов становится ясно, что для Живаго Лара — воплощение самой природы: «Юрий Андреевич с детства любил сквозящий огнем зари вечерний лес. В такие минуты точно и он пропускал сквозь себя эти столбы света. Точно дар живого духа потоком входил в его грудь, пересекал все его существо и парой крыльев выходил из-под лопаток наружу…» «Лара! — закрыв глаза, полушептал или мысленно обращался он ко всей своей жизни, ко всей Божьей земле, ко всему расстилавшемуся перед ним, солнцем озаренному пространству».
Именно тем, что Лара для Живаго олицетворяла всю природу, можно объяснить его инстинктивное к ней стремление. Он должен был в ней раствориться, как тогда в лесу, когда он прилег на лужайке и «пестрота солнечных пятен, усыпившая его, клетчатым узором покрыла его вытянувшееся на земле тело и сделала его необнаружимым, неотличимым в калейдоскопе лучей и листьев, точно он надел шапку — невидимку». Растворяясь в природе, человек уравнивается в правах с животными: они единоправные братья даже с насекомыми: «Бабочка незаметно стушевалась на ней (на сосне), как бесследно терялся Юрий Андреевич для постороннего глаза под игравшей на нем сеткой солнечных лучей и теней».
Возвращение в лес, к началу, когда все были равны, — единственный выход для Живаго как творческой личности, в противном случае он постоянно будет чувствовать ущербность своего существования. Он и Лара — единое целое, этого требует природа, этого требует его душа. Поля, «сиротеющие и проклятые без человека», вызывают у Живаго ощущение жарового бреда: он видит, как по ним «змеится насмешливая улыбка дьявола»; в то время как в лесах, «красующихся, как выпущенные на свободу узники», обитает Бог, и на человека нисходит состояние просветления, выздоровления.
Пастернак заставляет Живаго и нас, читателей, чувствовать не только внутренние проявления природы, но и внешние, некоторые из них становятся постоянными вестниками радости или несчастья. Они предвещают будущие события, «потому что герои находятся в системе природы, на них она распространяет свои законы, в ее власти и ведении их будущее и прошлое».
Поэт Борис Пастернак лирический живописец