Поэтический мир Иосифа Бродского

Если что-нибудь петь, то перемену ветра…

И. Бродский

Иосиф Бродский пятым из русских писателей удостоился Нобелевской премии, причем стал одним из самых молодых лауреатов в области литературы. Этому самобытному поэту, создавшему свой собственный, максимально свободный от традиций и авторитетов поэтический мир, как и многим другим талантливым писателям, была уготована нелегкая судьба отверженности, непонимания своей Родиной. Подвергавшийся травле и осужденный на пятилетнюю ссылку, поэт в 1972 году был вынужден эмигрировать в США, где стал почетным профессором ряда университетов.

Простимся. До встреч в могиле. Близится наше время.

Ну, что ж? Мы не победили. Мы умрем на арене. Тем лучше.

Не облысеемОт женщин, от перепоя.

Быстро миновав в ранней юности период подражания другим поэтам, И. Бродский никогда не был простым орудием рифмованной конъюнктуры, способным менять свое мировоззрение и поэтическое видение в связи с переменами моды и политических ветров. Он очень рано начал создавать свой собственный поэтический мир, совершенно не вписывающийся в прокрустово ложе соцреализма.

Я памятник воздвиг себе иной! К постыдному столетию — спиной. К любви своей потерянной — лицом.

И грудь — велосипедным колесом. А ягодицы — к морю полуправд.

Тематический диапазон стихотворений Бродского начала 60-х годов необыкновенно разнообразен, и многие из них стали городским фольклором, перекладывались на музыку, исполнялись под гитару, потому что были легко воспринимаемы на слух . Но Бродский никогда не останавливался на достигнутом, он постоянно стремился к самосовершенствованию, к движению вперед.

Мимо ристалищ, капищ, Мимо храмов и баров, Мимо шикарных кладбищ, Мимо больших Базаров,Мира и горя мимо, Мимо Мекки и Рима, Синим солнцем палимы, Идут по землеПилигримы. Увечны они, горбаты. Голодны, полуодеты.

Глаза их полны заката. Сердца их полны рассвета.

Занимаясь талантливыми переводами, очень много читая, Бродский все же принадлежал к поколению поэтов, искусственно оторванных от русской поэтической традиции, и в то же время явившихся ее продолжателями. Бродский никогда не говорил о главном прямо, он искал новые возможности подхода к тексту и читателю. Не называя переживаемые эмоции, поэт помогает нам разобраться в них самим строем речи, приподнятостью лексики и речевых оборотов.

Мы снова проживаем у залива, И проплывают облака над нами, И современный тарахтит Везувий, И оседает пыль по переулкам, И стекла переулков дребезжат. Когда-нибудь и нас засыплет пепел.

Поэтический мир ранних стихов поэта, которым были свойственны движение и борьба, эмоциональность и раздумчивость, меняется к концу 60-х годов, потому что меняется картина мира в сознании Бродского. Ощущение трагизма бытия служит причиной появления в стихотворении поэта мотивов одиночества, темноты, тупика. И это новое миропонимание потребовало от поэта иных средств его отображения. Так в произведениях Бродского появляются длинные и сложные синтаксические конструкции, выходящие за границы строк и строф, объемные тексты, за которыми, по словам В. С. Баевского, чувствуется «дыхание поэтических легких огромного объема».

Ломая штампы и привычные сочетания, Бродский создает свой неповторимый, легко узнаваемый язык.

…и при слове «грядущее» из русского языкаВыбегают мыши и всей оравойОтгрызают от лакомого кускаПамяти, что твой сыр, дырявой.

Интересно понимание Бродским назначения поэта: «То, что мы называем голосом Музы, на самом деле — диктат языка… Писатель — орудие языка». И именно способность почувствовать подобные языковые течения, потребность говорить, даже не слыша ответного отклика, стремление положить свой ряд кирпичиков в строительство этой Вавилонской башни слов, которая никогда не будет достроена, позволили поэту сохранить свою самостоятельность и самобытность, даже будучи оторванным от огромных читательских масс родной страны.

Эти слова мне диктовали неЛюбовь и не Муза, но потерявший скоростьЗвука пытливый, бесцветный голос;Я отвечал, лежа лицом к стене. «Как ты жил в эти годы?» — «как буква «г» в «ого».

Ранняя смерть поэта не смогла прервать долгий путь его произведений к сердцам тех соотечественников, которые, так же как и Бродский, не хотели мириться с ограничениями и несвободой и верили в то, что «всегда остается возможность выйти из дому на улицу».