Послевоенная тематика в поэме «За далью — даль» Твардовского

Давно, очень давно — пожалуй с детства, а уж с ранней юности наверняка — тянуло Твардовского побывать в Сибири, на Урале, Дальнем Востоке. Не последнюю роль в этом играли постоянные «прожекты» отца, его «охота к перемене мест», возникавшие у него в полном противоречии с привязанностью к загорьевскому «имению», к местам обжитым и ставшим родными. Однако поездка эта, вытесняемая иными, более важными и не терпящими отлагательства делами, все откладывалась и осуществить мечту юности удалось не скоро:

Я видел, может быть, полсвета

И вслед за веком жить спешил, А между тем дороги этой За столько лет не совершил; Хотя своей считал дорогой И про себя ее берег, Как книгу, что прочесть до срока Все собирался и не мог.

Поезд мчался по бескрайним просторам, перед поэтом развертывались одна за другой удивительные «дали»: Волга, а там — Иртыш, Обь, Енисей, Лена, Байкал… И, как знать, не тогда ли сложился зачин написанной под впечатлением этой поездки поэмы «За далью — даль»: «Пора! Ударил отправленье Вокзал, огнями залитой…» в тот самый момент, когда состав только-только набирал скорость еще в пределах Подмосковья?

В наше время поезда отходят без всякого предупреждения — подходит время отправления, и состав медленно, почти бесшумно начинает двигаться. Раньше было иначе. Отправление поезда — особый ритуал.

На каждой станции висел колокол, и ровно в срок дежурный по вокзалу ударял в него трижды — с последним ударом паровоз давал гудок и трогался.

Вслушайтесь в первую строфу поэмы. С какой поразительной чуткостью к слову, звуку описал это Твардовский.

Два первых удара колокола переданы долгими «а» сильной части стопы: «Пора ударил… Вокзал, огнями…» . Третий ударный «е» отправленье в первом стихе — звук большей протяженности: последний сигнал к отправлению как бы слился с гудком паровоза, а в «о» следующего стиха отчетливо слышится стук приведенных в движение колес, а начертание буквы усиливает зрительное вое приятие образа. Начальные звуки 3-го и 4-го стихов помогают передать ритм набирающего скорость состава. Попробуйте произнести эту строфу скороговоркой — последние две строки как бы сами собой напрашиваются на убыстрение ритма, а две предыдущие сопротивляются, что-то мешает, словно тормоз какой-то заставляет вас спотыкаться.

Оно и понятно — экспресс покамест стоит на месте, и двигаться ему рано, только после третьего звонка к отправлению от сможет пуститься в путь.

Чтобы так описать немудрящую картину, одного мастерства, пожалуй, мало — такое под силу виртуозу.

Поэма «За далью — даль» начала складываться не сразу, и к читателю она, как и прежние эпические полотна, приходила отдельными главами, печатавшимися в «Литературной газете», «Известиях», «Правде». Однако первая весть об этой поездке, первое поэтическое слово было сказано не в поэме, а в опередившем ее стихотворении «Мост»:

В рассветный час во мгле сухой, Одетый инеем Сибири, Мост пробудился над рекой, Одной из самых славных в мире… Гремела, пела эта сталь Согласно и многоголосо. И шла, как под резец деталь, Громадой цельной под колеса.

И над рекою вознесен, Состав столичный медлил будто, И из вагона тек в вагон Озноб торжественной минуты…

Это, по воспоминаниям попутчиков Твардовского по поездке в Забайкалье и его собственным рассказам, тот самый мост, который пересекает Амур у города юности Комсомольска-на-Амуре. А первая весть о поэме придет спустя полтора года после появления стихотворения — 21 июня 1951 года. Понадобится еще не одна поездка: на Ангару, в Иркутск, на Дальний Восток, множество иных впечатлений для того, чтобы поэма обрела тот законченный рассказ, который развертывается сейчас перед нами.

Параллельно с поэмой об этой поездке рассказано во многих стихах. Завороженный Байкалом, «бескрайним плесом мощных вод», простором, поэт посвящает ему удивительные строки:

Байкал, чья слава в этом мире Века веков переживет, Как он под стать самой Сибири Бескрайним плесом мощных вод…

В те годы, когда мыслилось продолжение «Страны Муравии», Твардовский предполагал во 2-й части описать поездку Никиты по стране: в Кабардино-Балкарию, на Днепрогэс, Волго-Дон, на Урал, Кузбасс, в Сибирь. Эта мысль была и в «подсказке» Фадеева, предполагавшего, что герой будущего произведения проедет страну от Черного моря до Ледовитого океана и от Балтийского моря до Тихого океана. Однако, вовремя почувствовав нецелесообразность дальнейшего продолжения «Муравии», автор от всего этого отказался.

Теперь же он вплотную подошел к своей давней, заветной мечте.

Поездки в дальние края укрепляли в нем эту идею — написать о тех местах, куда стремилась издавна мечта. Каждая поездка давала пищу для новых глав. Так было в течение десяти лет.

Появлявшиеся в печати части «Путевого дневника» все время менялись, перестраивались: что-то уходило в архив, вводились новые куски, в поэму включались стихотворения, опубликованные ранее как самостоятельные.

Поэма написана в форме путевого дневника; первые публикации в периодике и даже отдельные издания имели подзаголовок: «Из путевого дневника». Сам по себе жанр путешествия не нов — он имеет многовековую традицию. Прообраз его — «Одиссея» Гомера.

Так же написаны и многие произведения русских и зарубежных писателей: «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «Письма русского путешественника» Карамзина, «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкина, «Фрегат «Палла-да» Гончарова. А вспомните знакомые с детства » Робинзона Крузо» или же «Путешествие Гулливера»!

Но «За далью — даль» — дневник особого рода: путь поэта необозримо огромен не только в пространстве, но и во времени: в сегодняшний, вчерашний и, если хотите, в завтрашний день. Главная связующая нить — дорога — излюбленный образ Твардовского с ранних произведений. В дороге автор живет напряженной духовной жизнью, все увиденное и пережитое проходит через его сердце. Он постоянно держит в поле своего зрения происходящее вокруг, не забывая о прошлом и будущем. Личные воспоминания перемежаются с историей.

Делясь ими с читателем, автор как бы заставляет сопереживать себе и одновременно искать собственные ответы на многие вопросы. И совсем не случайно средством передвижения выбран поезд. Никакой иной транспорт не мог дать в этой дороге такой пищи для размышлений, воспоминаний, да и просто знакомств.

Написаны «Дали» четырехстопным ямбом. Размер, которым писали Пушкин и — Лермонтов, Тютчев и Фет, Некрасов и Блок. Но у каждого из них этот размер имел свое наполнение, свою окраску.

Своеобразен он и у Твардовского. Приметы нынешней эпохи, богатство интонаций, почерпнутые из сокровищницы устного народного творчества, отличают поэму Твардовского от написанных тем же размером произведений предшественников.

«За далью — даль» — это своеобразная энциклопедия жизни страны, а главный герой — память о настоящем, прошлом, будущем. Понятия эти взаимообусловлены и взаимосвязаны: нет без прошлого настоящего, нет и не может быть будущего без настоящего — такова диалектика жизни.