«Повесть о Дракуле» в русской письменности

«Повесть о Дракуле» не воспринималась на Руси как историческая повесть; время, обстоятельства правления и подлинное имя ее главного действующего лица Дракулы — Влад Цепеш — не было упомянуто автором, именовавшим его Дракулой, прозвищем (дракон, дьявол), под которым этот князь был известен за пределами Валахии.

Повесть начинается с краткого сообщения о том, что «в Мутьянской земле» был «христианин воевода именем Дракула влашеским (румынским) языком, в нашим диавол» и что этот воевода был «зломудр», как по имени, так и по образу жизни. Свой рассказ автор ведет, как и в «Житии Михаила Клопского», не с начала жизни главного персонажа, а с середины: он рассказывает о приходе к Дракуле турецких послов, отказавшихся снять свои «капы» (шапки). Они говорили, что таков «закон» их страны. «Хощу ващего закона подтвердити, да крепко стоите (чтобы вы его крепко держались)», — заявляет Дракула и приказывает прибить им шапки к головам «гвоздием железным».

После этого рассказывается о войне Дракулы с турецким царем, во время которой он не раз побеждал царя и покрывал его «срамом». Далее следует ряд анекдотов о «зломудрии» Дракулы. Описывается неудача Дракулы в войне с соседним государем — венгерским королем «Матеашем» (Матвеем Корвином) и его пребывание в плену в Венгрии. Ценой отказа от православия и перехода в «латинство» Дракула возвратил себе корону и вновь вступил в войну с турками. В этой войне он и погиб: во время сражения отделился от своего войска, от радости въехав на гору; валашские воины, приняв своего государя за турка, закололи его копьями.

Как и сказания о Соломоне и Китоврасе, «Повесть о Дракуле» состояла в основном из отдельных эпизодов, и, как в «Соломоне и Китоврасе», такая дробность построения вовсе не означала отсутствия единой темы. Эпизод за эпизодом рисовал «зломудрие» мутьянского воеводы — своеобразное сочетание изощренной жестокости с остроумием. Эпизоды эти представляли собой своеобразные анекдоты, многие из которых строились как загадки, имевшие метафорический смысл. Дракула не просто казнит попавших ему в руки людей — он испытывает их, и недогадливые, «неизящные» (недостаточно хитрые) испытуемые, не умеющие «против кознем (хитростей) его отвечати», трагически расплачиваются за свое «неизящество». Яснее всего это видно на эпизоде с нищими. Собрав по всей своей стране «бесчисленное множество нищих и странных (странников)» и угостив их в «великой храмине», Дракула спрашивает: «Хощете ли, да сотворю вас беспечалны (избавлю вас от печалей) на сем свете, и ничим же нужни будете (не будете испытывать нужды)?» Не поняв второго, зловещего смысла его слов, нищие с восторгом соглашаются. Дракула освобождает их «от нищеты» и «от недуга», сжигая в запертой «храмине». Так же поступает Дракула и с турецким царем: он обещает ему «послужить»; турецкий царь, понявший эти слова буквально, очень рад. Дракула разоряет турецкие владения и сообщает царю, что, сколько мог, столько ему послужил. На такой же двусмыслице строится и первый эпизод повести. Дракула обещает турецким послам «подтвердиTM» (подкрепить) их обычай ни перед кем не снимать шапок и «подтверждает» его, прибив турецким послам шапки к головам гвоздями.

Мотив испытания, проходящий через все эти эпизоды, принадлежит к числу излюбленных мотив средневековой литературы и фольклора. Мотив этот был хорошо знаком и древнерусской литературе: так же «изящно» и так же жестоко, как Дракула, «испытывала» древлянских послов Ольга в «Повести временных лет»; мотив испытания встречается и в «Повести об Лкире премудром».

Каков же был смысл «Повести о Дракуле», что хотел сказать автор, представляя читателю своего «зломудрого» героя? В научной литературе предлагались самые различные решения вопроса: одни исследователи видели в повести только осуждение тирании и считали, что она распространялась в боярских кругах, враждебных самодержавию, другие считали, напротив, что повесть написана в поддержку грозной и справедливой власти и тех репрессий, которые применялись феодальным государством против его врагов. Возможность столь противоречивых оценок объясняется тем, что сюжет «Повести о Дракуле», как и сюжет «Соломона и Китовраса» и «Стефанита и Ихнилата», не может быть сведен к какому-либо определенному выводу или поучению. Дракула совершает бесчисленные злодейства, сжигает нищих, казнит монахов, женщин, мастеров, изготовивших ему бочки для запрятанных сокровищ; он обедает среди кольев, на которых разлагаются «трупия мертвых человек». Но он же ведет борьбу с турками, борьбу героическую и, несомненно, вызывающую одобрение читателя, и погибает в этой борьбе, ненавидит «зло», уничтожает воровство и устанавливает в своем государстве справедливый и нелицеприятный суд, от которого не мог откупиться ни вельможа, ни священник, ни монах,- ни простой человек, ни богач.

Отношение автора повести к Дракуле можно понять, сравнив ее с западными сочинениями о том же персонаже. Если авторы немецких рассказов рисовали только изуверскую жестокость «великого изверга», то итальянский гуманист Бонфини, писавший в Венгрии, как и его русский собрат, подчеркивает сочетание в Дракуле «неслыханной жестокости и справедливости». Но в отличие от хроники Бонфини «Повесть о Дракуле» была не публицистическим, а беллетристическим памятником — автор его не высказывал поэтому своей оценки героя в прямой форме, а рисовал весьма необычный образ этого князя. Дракула — не просто злодей, но вместе с тем он не похож и на справедливого правителя, который должен был быть в средневековых памятниках добр и благочестив. Дракула — веселящееся чудовище, испытывающее свои жертвы (такие чудовища изображались в некоторых народных сказках). Совершенно необычный для житийной или героической воинской повести, Дракула был еще ближе к главным персонажам переводной беллетристики, чем герой «Повести о старце». Мудр и жесток был Китоврас в «Соломоне и Китоврасе»; умен и коварен — Ихнилат в «Стефаните и Ихнилате». Самооправдания Дракулы по поводу убийства нищих или казни послов во многом напоминали хитрые рассуждения Ихнилата во время суда над ним.

Так же как и при чтении «Соломона и Китовраса» и «Стефа-нита и Ихнилата», читатель сам должен был решить, как ему относиться к такому герою.

Это приводило к тому, что восприятие этой повести было еще более разнообразным, чем восприятие других подобных памятников. В XVI в. «Повесть о Дракуле» не переписывалась и исчезла из рукописной традиции — это объяснялось (наряду с общими причинами исчезновения светских повестей, о которых мы будем говорить в следующей главе) отчасти тем обстоятельством, что повесть слишком откровенно рисовала жестокость «грозной» власти. В XVII в. повесть вновь появилась в письменности, но во многих списках ее переделывали, стараясь упростить сложный и двойственный образ Дракулы, — его превращали либо только в жестокого, либо только в мудрого правителя.