Повести А. П. Чехова о буржуазных отношениях в городской и сельской среде

В рассказе «Случай из практики» экономический закон капитализма воспринимался героем повествования как некое злое чудовище. Доктор Королев, приехавший на фабрику Ляликовой к больной дочери владелицы, ночью, гладя на фабричный корпус, думал: «Тут недоразумение, конечно… Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за этой работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец».

И ему казалось, что светящиеся окна фабрики — глаза дьявола, который владел тут и рабочими и хозяевами. «И он думал о дьяволе, в которого не верил, и оглядывался на два окна, в которых светился огонь. Ему казалось, что этими багровыми глазами смотрел на него сам дьявол, та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми…». Эта неведомая сила, казавшаяся доктору «грубой и бессознательной», поражала не только слабых, но и сильных — наследница состояния, дочь Ляликовой несчастна, одинока, подавлена сознанием бессодержательности и несправедливости своей жизни.

Но если в «Случае из практики» капиталистические отношения представали в облике «неведомой силы», фантастического чудовища, то в чеховских повестях из крестьянской жизни они материализовались в жизненные фигуры и действия.

И в «Мужиках», и «В овраге» царит власть тьмы и власть денег. Причем в последней повести оказывается, что деньги — фальшивые, ибо сын купца Анисим становится фальшивомонетчиком, а старый купец, мешаясь в уме, не может отличить фальшивые деньги от настоящих. По смыслу повести деньги, по существу, действительно фальшивые, и еще более непригодна, фальшива жизнь, отданная на служение им. Жизнь эта проходит в овраге, в котором «не переводилась лихорадка и была топкая грязь даже летом», где даже воздух, которым дышат люди, гнилой.

«От кожевенной фабрики вода в речке становилась вонючей; отбросы заражали луг, крестьянский скот страдал от сибирской язвы».

В повести отражен процесс имущественной дифференциации деревни, наряду с нищенским большинством появляются богатеющие односельчане. Богатые спокойно, открыто и нагло обирают бедных, они ведут запрещенную торговлю вином, и вино это негодное, отвратительное на вкус. Жена старика Цыбукина, владельца лавки, сетовала: «…живем как купцы, только скучно у нас. Уж очень Народ обижаем… Лошадь ли меняем, покупаем ли что, работника ли нанимаем — на всем обман. Обман и обман. Постное масло в лавке горькое, тухлое, у людей деготь лучше. Да нешто, скажи на милость, нельзя хорошим маслом торговать?».

Но богатство приобретается не только обманом, но и преступлением. Аксинья, невестка Цыбукина, — женщина, похожая на змею, для которой чувства жалости, честности, человеколюбия просто не существовали, чтобы получить землю, обварила кипятком мальчика, которому старик ее завещал. Преступление проходит совершенно безнаказанно, никто не боится возмездия и не скрывает следов. По убитому служат панихиду, устраивают поминки. Аксинья, убившая ребенка, по случаю похорон пудрится и одевается во все новое. На этой земле Аксинья построила кирпичный завод, войдя в долю с местными фабрикантами Хрымиными. «Кирпичный завод работает хорошо, оттого что требуют кирпич на железную дорогу, цена его дошла до 24 руб. за тысячу; бабы и девки возят на станцию кирпич и нагружают вагоны и получают за это по четвертаку в день». Аксинью боятся и дома, и в селе, и на заводе». «В селе говорят, что она забрала большую силу».

Наблюдая процесс «обуржуазивания» русской жизни, Чехов прежде всего выделял тему моральной значимости богатства. В его «купеческих», «индустриальных», «крестьянских» повестях («Три года», «Случай из практики», «Бабье царство», «Мужики», «В овраге») рассказывается о бессмыслице этой наживы, о губительной силе собственности. Причем нередко эта губительная сила обращается и против самих собственников — сошел с ума деревенский богатей старик Цыбукин, томительной жизнью живет наследница подмосковных заводов Ляликова, сын Цыбукина Анисим, стремясь разбогатеть, стал фальшивомонетчиком и кончил дни свои в тюрьме.

Бесчеловечность законов буржуазного мира, правительственная политика, открыто обратившаяся «вспять», весь строй русской жизни вызывали неприятие и осуждение со стороны прогрессивных современников.

Реалистически-обличительная тенденция в произведениях крупнейших мастеров достигала грозовой силы. Необычайно возросла популярность сатиры, и особенно произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина. «В течение 80-х годов, — писал современник, — популярность Салтыкова достигла апогея. Его сатиры читались с упоением. Каждая книжка журнала с его новым «Письмом к тетеньке» составляла своего рода событие… Именно в 80-е годы Салтыков, все расширяя диапазон своей сатиры, превратился из сатирика, отмечающего отдельные темные стороны текущей общественной жизни, в настоящего библейского пророка, силою гневного и властного вдохновения сдергивающего покров с самых глубоких язв современности. Люди моего поколения отлично помнят, конечно, какое громовое впечатление произвела в свое время та сатира Салтыкова, в которой он представил распространившееся в обществе глумление над передовыми идеалами освободительной эпохи в образе «торжествующей свиньи», порешившей «сожрать солнце»… или предсмертный его очерк «Забытые слова», в котором сатирик бросает в лицо своим современникам негодующее воспоминание о том, что кроме слов «нажива» и «благополучие» существуют в лексиконе человеческой речи еще и такие слова, как «Отечество» и «Человечество»».

Так определяющей задачей передовой русской литературы в конце XIX века становится активная борьба за утрачиваемые нравственные ценности.