Поздние трагедии Шекспира. «Гамлет»

К «поздним» относятся трагедии, созданные Шекспиром с 1601 по 1608 гг.: «Гамлет», «Отелло», «Макбет», «Кориолан», «Антоний и Клеопатра», «Король Лир» и др.

Их поэтика существенно отличается от поэтики «ранних» трагедий — «Юлия Цезаря» и «Ромео и Джульетты». Прежде всего — магистральным сюжетом. Магистральный сюжет «поздних» трагедий можно определить как историю превращения протагониста в свободную и суверенную личность, но — ценой потери с/м своего мира. Этот тип магистрального сюжета исключает такой элемент поэтики как доминирующая реальность, поскольку она не может быть для персонажей своим миром, то есть их частью, их естественным окружением. Композиция «поздних» трагедий строится в соответствии с их сюжетной схемой. Сначала герой пребывает в согласии с собой и своим миром — своей естественной опорой; затем происходит некое событие, уничтожающее это единство. Далее — герой осознает случившееся и обретает внутреннюю опору в этом трагическом знании; наконец, в развязке он подтверждает (или утверждает) свою свободу смертью. При этом под «своим миром» героя в каждой трагедии понимается нечто особенное — привычная система ценностей и связанная с ней самооценка («Отелло» и «Макбет»); круг родственных и дружеских связей («Гамлет», «Тимон Афинский»); или единство того и другого («Король Лир», «Кориолан»). То же касается и самого акта потери «своего мира» — в каждой пьесе это конкретная коллизия, определяющая трагическую ситуацию каждого протагониста, его путь через свободу к смерти.

Трагедия «Гамлет. Принц Датский» (1601 г.) — едва ли не самая популярная пьеса мирового театрального репертуара и в то же время — один из самых трудных для понимания классических текстов. Дело в том, что коллизия, ставящая Гамлета в центр трагедийного мира, как бы затенена Шекспиром, тогда как трагические ситуации других персонажей первого плана (Гертруды, Клавдия, Офелии, Лаэрта) вполне ясны и сохраняются на протяжении всего действия. Внешним выражением индивидуальной трагедии Гамлета становится его неспособность выполнить свой долг — отомстить убийце отца, но мотивация этой неспособности скрыта от зрителя. Поэтому шекспироведы стремятся ответить на вопрос, в чем трагедия Гамлета. Ниже приводятся некоторые из выдвинутых ими версий.

Версия «слабого Гамлета» — предложена И. В. Гете и братьями А. и В. Шлегелями. Великие немецкие мыслители исходили из того, что ключевая фраза в роли Гамлета — «Так трусами нас делает сознанье». Согласно этой теории, Гамлет — человек сильного интеллекта, но слабой воли, способный предвидеть последствия своих поступков, и их знание парализует его решимость. Неспособность к действию вызывает у Гамлета презрение к себе, усугубляющее его слабость. Он ясно осознает невозможность разомкнуть этот круг, и его холодное отчаянье выплескивается в жестокой язвительности и безысходной меланхолии. В этом случае трагедию Гамлета можно понимать как потерю внутреннего единства личности, расколотой дуализмом воли и сознания.

Вторая версия принадлежит отечественным исследователям А. А. Аниксту и А. А. Смирнову, с которыми отчасти был согласен и Л. Е. Пинский. Это теория «сильного Гамлета» (или «Гамлета-борца»), полемизирующая с интерпретацией Гете и Шлегелей. Ее авторы считают ключевой для понимания трагедии Гамлета фразу: «Распалась связь времен Зачем же я скрепить ее рожден?». Согласно этой интерпретации, Гамлет, подобно персонажам хроник, живет на переломе времен: уходит эпоха, воплощенная в старом короле, с ее культом доблести и человеческого достоинства, и наступает эпоха короля Клавдия — с «государственным лицемерием», подозрительностью и сервилизмом. По мнению авторов этой версии, Гамлет понимает историческую неизбежность подобной перемены, но не может смириться с ней. Он не уклоняется от безнадежного для него противостояния ходу Исторического Времени, но, как мыслитель и гуманист, тяготится ожесточенностью противоборства и необходимостью жертв. Эти колебания ослабляют его решимость, но не уничтожают ее. В интерпретации Аникста и Смирнова трагедия Гамлета становится трагедией стоического героизма, принимающего неизбежность поражения, но продолжающего борьбу с превосходящей его силой обстоятельств.

Третью версию, выдвинутую английскими шекспироведами, модно назвать «версией трагического знания» или «трагической истины». Согласно ей, ключевая фраза в роли Гамлета — его слова о человеке как «квинтэссенции праха». В прах вещи превращает время, и, значит, человек — это наиболее «разрушаемая» временем вещь. Поэтому, вопреки утверждениям гуманистов, человек не может распоряжаться своей природой: она, незаметно для него изменяется со временем — не с историческим, а с биологическим, естественным. Ряд предательств самых близких Гамлету людей (матери, Розенкранца, Гильденстерна, Офелии) служит доказательством этой истины. Ведь Гамлет знал их совсем другими, и «испортил» их не Клавдий, а время, невидимо хозяйничающее в их природе. В этой версии потерей «своего» мира для Гамлета становится распад его родственных и дружеских связей из-за предательств близких, но ценой этой потери Гамлет приобретает трагическое знание о власти времени над человеческой природой, освобождающее его от великий иллюзий Ренессанса.