Проблема комического
З Ададимся вопросом: почему Чехов назвал свою пьесу «Вишневый сад» комедией?
Центральное событие — продажа сада. Вокруг него группируются все персонажи, действия, эмоции. Поведение хозяев, Раневской и Гаева, перед продажей сада — яркий пример несоответствия между ситуацией и действиями человека. Вместо попыток исправить положение и предотвратить торги мы видим прогулки, разговоры, играющий оркестр, праздничную обстановку в доме.
Здесь комизм ситуации, но и в большей степени комизм личностей. Это как раз то, что Анри Бергсон в книге «Смех» называл «мелодией, отстающей от своего аккомпанемента». Раневская и Гаев — представители старой дворянской интеллигенции, привыкшие к роскоши, к наслаждениям, никогда не считавшие денег, продолжают в критической ситуации вести себя по-старому.
Гаев играет в бильярд, философствует; Раневская нанимает оркестр, устраивает прием, отдает последний золотой прохожему, хотя в людской есть нечего. Чехов, анализируя внутренний мир этих персонажей, выявляет их неспособность овладеть ситуацией. Может ли Гаев, который состояние проел на леденцах, помочь саду?
А Раневская, уехавшая в Париж к любовнику и жившая там в богемной среде, способна ли отстоять сад?
Интересно, что в пьесе о саде говорят все, но по-разному. В речи Раневской и Гаева сад, усадьба — это воспоминания, былые мечты, ностальгические размышления… Образ сада поэтичен, абстрактен, почти бесплотен. Это не реальный сад, а его представление.
Сад — метафора, воплощение прошлого, нежного и прекрасного. В речи же Вари и Лопахина сад и усадьба — это расчеты, выплаты, отношения с прислугой, попытки выбраться из долгов, расписки, квитанции, попытки сэкономить и поддержать людей. Их сад — это реальный объект.
Спасти его пытаются только они. Но Чехов, как истинный Художник, смещает акценты, и на первом плане оказываются Гаев и Раневская с их сентиментальным и доходящим до абсурда остановившимся взглядом на события.
Что общего у Раневской и Шарлотты? Речевое поведение Шарлотты во многом похоже на поведение Раневской: та же смена ролей на публике, та же игра. Раневская в пьесе — то кающаяся, жаждущая искупления своих грехов женщина, то цинично-беспечная барынька, проматывающая деньги дочери, то человек с тонкой душой, то обитательница прокуренного парижского вертепа. Раневская — дома, окружена семьей, гостями. Но именно в силу ее социальности, постоянного нахождения на людях «настоящую», «подлинную» Раневскую не видит никто.
У нее нет времени на одиночество и раздумья. И поэтому в пьесе она — только актриса, играющая разные роли. Но зато есть время подумать наедине с собой у Шарлотты .
От беззаботности, балаганности нет и следа. Возможно, Шарлотта оттеняет роль Раневской, заставляет предположить эту вторую, скрытую от людских глаз грань и в барыне.
Т Радиционно считают идееобразующим персонажем Аню . В ней склонны видеть человека, порвавшего со своей средой. Но она связана с ней и по рождению, и по воспитанию, а это одним разговором о «гордом человеке» не перечеркивается. Она унаследовала и многие черты своей матери . Не случайно в первом действии Гаев говорит о поразительном сходстве Ани с матерью.
И сходство это — не только внешнее. Сходство и в отстраненности от насущных проблем, в наивности и неумении отвечать за свои поступки. Аня дублирует Раневскую в системе образов, через некоторое время Аня, вероятно, займет по отношению к новому поколению то же положение, что и ее мать к настоящему.
Интересно и то, что с другой стороны Аню отражает Дуняша. Это более зримая пара, параллели прослеживаются и на тематическом, образном уровнях, и на речевом. В обоих речевых портретах преобладает лексика эмоционально окрашенная, относящаяся скорее к области абстракций, эстетических рассуждений, чем к сфере реальной жизни.
Утрированные речевые черты хозяйки выявляются и в горничной.
Сам Чехов говорил, что Аню играть может любая актриса, главное, чтобы была молода и весела. Очевидно, автор не обременяет этот образ каким-либо глубокомысленным содержанием.
Что касается образа Трофимова, то, как не раз отмечалось исследователями, он окрашен авторской иронией, а кроме того, вспомнив чеховское отношение к идеям и людям идеи, трудно назвать его образом — носителем авторской идеи. «Облезлый барин», «вечный студент», стареющий человек, он продолжает вести себя так, словно его жизнь по-настоящему еще не началась, а впереди огромное прекрасное будущее. Все окружающие относятся к Пете с нескрываемым снисхождением, и единственный персонаж, воспринимающий его слова всерьез, — Аня.
Особняком в системе образов стоит Варя, приемная дочь Раневской. Важно то, что появляется она в начале пьесы со связкой ключей на поясе . Хранитель ключей от дома тоже становится образом-символом.
Варя далеко не та узколобая, богомольная девица, какой долгое время воспринимали ее исследователи и читатели. Это не серое пятно в пьесе, а ключевой образ.
С. Н. Булгаков находит у Чехова неприятие ницшеанского «сверхчеловека». Вспомним хотя бы монолог Пети Трофимова о гордом человеке . Варя же — полная противоположность любому намеку на сверхчеловеческое.
Она приемная дочь Раневской, с неустроенной личной жизнью, находившаяся в России все то время, когда Раневская и Аня разъезжали за границей. Когда Аня летала на воздушном шаре, Варя думала, как сохранить хозяйство от разрушения, как поддержать жизнь усадьбы. Она работает в качестве экономки, будучи хозяйкой в доме.
То, что на первый взгляд в ней отталкивает, — материалистичность, расчетливость, жесткость реалистичных взглядов, некоторая простоватость и являются основными качествами, которые принимал Чехов и которые он противопоставлял идейному оптимизму и экзальтации других лиц. Такого рода скептицизм Вари — ее главное достоинство. Она одна, пожалуй, обладает внутренней свободой, так как за свои поступки готова нести ответственность.
Она не знает, правильно ли, но она действует, и ее действия определены ее собственным выбором, а не идеей. Все это не ставит ее в противоборствующее положение к окружающим. Наоборот, ей не с чем разрывать и не к чему идти под знаменем идеи. И поэтому она до боли переживает все, что случилось с Раневской, Аней, Петей…
В ней нет душевной слепоты. Ее жизнь не распадается четко на «до продажи сада» и «после», и в этом можно увидеть некую целостность — главное свойство «общей идеи» у Чехова. Целостность предполагает не разобщение, а соединение .
Но Чехов ставит этот образ на задний план — не для того ли, чтобы приглушить трагичное звучание пьесы, убрать минорный, напряженный тон в подтекст, чтобы в полную силу заставить звучать его в финале?
В конце пьесы все уезжают. В неизвестность. Хотя мы знаем, что будет с героями. Гаев всем говорит о том, что ему предложили место в банке. Он, проевший состояние на леденцах, не способный принять решение и тем более совершить серьезный поступок, — станет ли он банковским служащим?
Вряд ли. Чехов иронизирует над его будущим, относится к нему скептично, и мы это чувствуем. Раневская, разорвавшая все отношения с любовником, снова едет в Париж, захватив с собой деньги, подаренные Ане бабушкой. Трофимов так и останется философствующим и стареющим «студентом-учителем», строящим планы на будущее.
Это его роль, вне которой он не сможет уже существовать. Аня? Скорее всего, очень скоро она станет подобием самой Раневской.
Все уезжают. Уезжают с радостью, прощаясь и с садом, и с прошлым, наивным прекрасным прошлым, с детством, молодостью, приветствуя будущее. Плачет одна Варя. Да Фирс остается в брошенном доме доживать последние дни, всеми забытый.
Вот где в полную силу зазвучал весь трагический подтекст.
При этом «Вишневый сад» в силу расставленных Чеховым акцентов, компоновки персонажей в системе пьесы, ситуаций, конечно же, комедия. Но комедия многоплановая, сложная, а потому и новаторская. Комедия, имеющая под собой глубокую трагическую основу, в своем роде полифоническое произведение.
Почему же, читая или смотря «Вишневый сад» на сцене, мы не смеемся?
Нам жалко Раневскую и Гаева, людей образованных, умных, неприспособленных к жизни. Мы переживаем за Аню и Петю Трофимова, слушая их наивные разговоры о будущем саде, который будет лучше прежнего, мы напряженно следим за развитием отношений между Варей и Лопахиным. И отпускаем персонажей, продолжая беспокоиться за них. Именно поэтому комичности мы не ощущаем. Мы слишком сильно вживаемся в чеховских героев.
А смех рождается только в не обремененном эмоциями сердце.
Проблема комического