Продолжение пересказа сюжета «Ревизор». Заключение

Действие пятое. Городничий и Анна Андреевна предаются мечтам о своем будущем, о том, что жить они будут в Петербурге , что со временем можно «влезть в генералы». Анна Андреевна хочет, чтобы ее дом был первый в столице, а в ее комнате стоял такой аромат, что в нее нельзя было бы войти, не зажмурив глаза. По приказанию городничего к нему явились купцы.

Он обрушивается на них с грубой бранью за то, что они посмели на него жаловаться.

«Знаете ли,- говорит он им,- что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!» Обругав их, проницательно обличив при этом их плутни, мздоимство и казнокрадство, городничий напоминает купцам, что выдает дочку не за какого-нибудь простого дворянина. «Чтоб поздравление было… понимаешь?»

Один за другим к городничему являются чиновники и поздравляют его с радостным событием. Но неожиданно для всех дело принимает новый оборот. Вбежал запыхавшийся почтмейстер с распечатанным письмом в руке: «Удивительное дело, господа!

Чиновник, которого мы приняли за ревизора, был не Ревизор!» Выяснилось, что почтмейстер, который всегда вскрывал и читал письма, наткнулся на послание Хлестакова в Петербург.

Почтмейстер начинает вслух читать письмо, из которого становится ясно, кем в действительности был его автор. Хлестаков дает язвительные характеристики тем, кто так восторженно принимал и обласкивал его: «городничий — глуп, как сивый мерин», «надзиратель за богоугодным заведением Земляника — совершенная свинья в ермолке», «смотритель училищ протухнул насквозь луком», «судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон».

Больше всех потрясен городничий. Он не может прийти в себя: «Вон когда зарезал так зарезал! Убит, убит. Совсем убит!

Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего… Как я… как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести, мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду.

Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! Нечего и говорить про губернаторов…

Вот смотрите, смотрите, весь мир, все христианство, все смотрите, как одурачен городничий! Дурака ему, дурака, старому подлецу! Эх ты, толстоносый! Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вон он теперь по всей дороге заливает колокольчиком!

Разнесет по всему свету историю; мало того, что пойдешь в посмешище… найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит… и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Чему смеетесь? — Над собой смеетесь!.. Эх, вы!..

Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые! чертово семя! Узлом бы вас всех завязал, в муку бы стер вас всех, да черту в подкладку! в шапку туды ему!..

До сих пор не могу прийти в себя. Вот, подлинно, если Бог хочет наказать, так отнимет прежде разум. Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Ничего не было. Вот просто ни на полмизинца не было похожего — и вдруг все: ревизор, ревизор!

Ну кто первый выпустил, что он ревизор? Отвечайте!»

Общий гнев обрушивается на Добчинского и Бобчинского. Обманутые и обобранные Хлестаковым чиновники наперебой осыпают их бранью: «сплетники городские», «лгуны проклятые», «трещотки», «сороки короткохвостые», «пачкуны», «колпаки», «сморчки короткобрюхие». Растерянные и испуганные Добчинский и Бобчинский беспомощно пытаются свалить вину друг на друга. В это время в комнату входит жандарм и говорит, обращаясь к городничему: «Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе.

Он остановился в гостинице».

«Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно излетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении». Следует немая сцена.