«Прошлым летом в Чулимске» самая поэтичная из пьес Александра Вампилова

Поэзия в ней вырастает почти до символа. Точная обрисованность быта органично сплавлена с высоким трагическим звучанием. Нас привлекли в пьесе ее нравственный максимализм, бескомпромиссность чувств, поистине чеховская требовательность к человеку и такая же щемящая за него боль».

Исследователи всесторонне и убедительно выявили литературно-генетические связи пьес Александра Вампилова с драматургией Гоголя, Сухово-Кобылина, Чехова. Не прошли они и мимо соприкосновений ее с народной «смеховой культурой». К сожалению, остались почти не рассмотренными связи с драматургическим творчеством Леонова, не исключая и постановки новых, коренных проблем человеческого бытия в процессе трудного становления нового мира. Недостаточно была, на мой взгляд, подчеркнута и важнейшая специфическая черта драматургии Александра Вампилова в целом.

Ныне его пьесы оценены и зрителями и критикой по достоинству. Но по-прежнему нет единства в понимании природы его таланта. Позволю себе привести обширную цитату по этому поводу из статьи К. Л. Рудницкого «По ту сторону вымысла. Заметки о драматургии А. Вампилова», остающейся одной из лучших и сегодня.

Автор писал: «Одни считают, что театр Вампилова — прямое продолжение опыта Леонова, Арбузова, Розова, Володина, другие видят в нем последователя чеховских традиций. Называют и Горького. Упоминают Достоевского! Та же разноголосица слышна и в попытках определить, что представляют собой герои Вампилова. «Праведники»,- убежденно говорит один критик. «Бесхарактерные, склонные к компромиссам», — замечает другой. «Сломленные люди», — припечатывает третий. «Романтики», — уверяет четвертый. «Фанатики, одержимые», — поддакивает ему пятый. «Просто чудаки», — улыбается шестой. «Лишние люди», «аморфные души», — хмуро сообщает седьмой, И так далее. Разным восприятиям вампиловских героев сопутствует и разное понимание авторского мироощущения. Одним очевидна возвышенная приподнятость Вампилова, другим — сентиментальность, едва ли не слащавая, третьим — сухость, трезвая и холодная объективность, а иным даже и мрачный пессимизм…

«Восторженное непонимание», окружающее Вампилова, скорее всего проистекает из попыток замкнуть анализ в пределах собственно литературных сопоставлений: Вампи-лов и Чехов… и Володин… и Арбузов…

Такие покушения к успеху не приводят: с одной стороны, и правда налицо всевозможные реминисценции, всяческие отзвуки; с другой же стороны, очевидна яркая оригинальность, рано или поздно опровергающая любое сопоставление. Искусство Вампилова впитало в себя разные традиции — и чеховскую в их числе. Но распоряжалось ими свободно, смешивая, переиначивая, настраивая их на свой лад. В его пьесах властно выразили себя некоторые социальные коллизии наших дней.

Важно было бы понять, навстречу каким неутоленным духовным потребностям устремилась творческая энергия писателя, как отзывалось его дарование на сдвиги, совершавшиеся в самой действительности, почему и как жизнь, участником и свидетелем которой явился Вампилов, предопределила оригинальную форму, эмоциональную щедрость, повышенный тонус, трагизм и комизм его творений…

Почти все герои Вампилова повинуются обычно не убеждениям и не расчету, не той или иной идее, пусть даже самой прекрасной, но — трудно постижимым и непредуга-дываемым импульсам. Действуют экспромтом. Таков и Бусыгин в «Старшем сыне», таков и Шаманов в пьесе «Прошлым летом в Чулимске», таков даже и Зилов в «Утиной охоте». Порою, кажется, они самому автору преподносят сюрпризы. Похоже, и Вампилов не знал, что они так себя поведут в тот или иной критический момент. Почти всегда мы получаем право гадать: а что было бы, если бы герой поступил иначе?

Критические мгновения, заставляющие героев Вампилова что-то важное решать, так или иначе распоряжаться своей судьбой, совершать поступки, от которых зависит их будущее, обычно застают этих героев врасплох и некстати. Жизнь шла, как шла. И вдруг!.. И внезапно!.. Они оглянуться не успели, а все изменилось, чуть ли не перевернулось. Хочешь не хочешь, надо решать.

Склонность Вампилова к игре маловероятных ситуаций, к быстрой организации коллизий, больше похожих на веселые или мрачные гипотезы, нежели на реальные случаи из действительной жизни, обнаруживает счастливую свободу его театрального таланта».

И далее: «Вампилов же, вовсе не отказываясь ни от изощренной тонкости психологизма, ни от достоверности бытописательства, ни от пристальной наблюдательности, рискнул тем не менее переосмыслить и радикально изменить наиболее распространенные принципы композиции пьесы. Технику легкомысленного водевиля он заставил служить идейно значительным целям, уверенно предполагая, что абсурдность сценической ситуации, совершенно невообразимой в повседневной будничности бытия, может — и должна!—подобно сильному лучу прожектора, прорезавшему туман, вдруг ярко высветить характерные черты реальности, которые ускользают от внимания писателя, послушно повторяющего ее едва заметные движения, старательно фиксирующего привычные коллизии: гладкие или шероховатые, плавные или неровные. Точно таким же способом Вампилов приспособил и подчинил своим намерениям надежный, выверенный механизм мелодрамы…» И еще: «Вампилов прекрасно понимал, что жить легче — совсем еще не значит жить лучше. Между этими вот двумя полюсами: достигнутым «легче» и трудно достижимым «лучше» — простирается наэлектризованное силовое поле его драматургии».

Где-то в глубинах пьес Вампилова запрятана ирония, а может быть, вернее сказать, — не ирония, а мудрая усмешка автора, обусловливающая тональность речей многих персонажей: говорят всерьез, а чувствуешь, будто чуть подсмеиваются и над собой, и над собеседниками, то горьковато, то язвительно, то простодушно, по легкомыслию или оттого, что не берут изрекаемое ими же всерьез.

Невольно связываешь эту их особенность с жанровой необычностью пьес Александра Вампилова, при чтении которых вспоминаются и «народная драма», и раешник, и даже анекдотические поединки «пустобрехов». Но все это словно бы растоплено, не ухватывается глазом, а лишь смутно ощущается, отодвигаемое на самый задний план большими проблемами, решаемыми на неброском, повседневном «бытовом» материале, в его устойчивых формах побудившем Чехова сказать, что в жизни не каждый день вешаются или стреляются, но каждый день в ней разбиваются человеческие сердца.

Внутренне драматичные в каждом звене, пьесы Александра Вампилова поэтичны в том смысле, что автор их влюблен в каждую конкретную деталь изображаемой действительности, согревает ее теплом собственного сердца. Не знаю другого такого современного драматурга, который бы самые жесткие образы лепил из такого мягкого словесного материала и, весь погруженный в современный быт, так легко и естественно поднимался бы к проблемам современного бытия. Детали здесь — частицы общего, отчего порой приобретают значение символов, а пьесы, взятые вместе, воспринимаются как единая сага об отнюдь не простом утверждении человечности среди людей.