Психологический анализ в разных литературах Европы

Прямая односторонняя обусловленность сменилась многосторонней. Равнодействие поведения образовывает теперь множество противоречивых разнокачественных влияний» (Л. Гинзбург). Эта новая черта психологического анализа становится приметной чертой реализма в разных литературах Европы. Именно анализ множества противоречивых разнокачественных влияний представляет силу психологического романа этого времени. Итак, бесспорным достижением реалистической литературы второй половины XIX ст. стал новый уровень психологизма, без которого невозможно представить дальнейшее развитие мировой литературы.

Наиболее ярко это воплотилось в образе уже знакомого вам «байронического героя» — непокоренного одинокого бунтовщика-изгнанника, разочарованного индивидуалиста, который с гордым презрением относится и мстит обществу, которое оттолкнуло его, но вместе с тем и сам глубоко страдает.

Укажем, что на этапе перехода от романтизма к реализму эта черта отчасти была «унаследована» персонажами реалистических произведений. Например, Онегин и Печорин, главные герои социально-психологического романа в стихах А. Пушкина «Евгений Онегин» (1831) и морально-психологического романа М. Лермонтова «Герой нашего времени» (1840), удивительно похожи на отторгнутых обществом одиночек на манер лирических героев Дж. Байрона. Персонажи романтических произведений часто имели загадочное прошлое или и вообще были, так сказать, «людьми без прошлого». То же самое можно сказать также о персонажах некоторых реалистических произведений, особенно начала эпохи реализма.

Например, ни о прошлом главного героя повести О. де Бальзака «Гобсек» (первая редакция — 1830), ни о происхождении его огромного капитала читателю неизвестно ничего или почти ничего. Однако со временем реалисты начали изображать судьбы своих персонажей более детально. Их интересовало то, как и почему человек становится таким, каким он есть. Скажем, «Красное и черное» Стендаля — это детальное изображение судьбы Жульена Сореля, а «Приключения Оливера Твиста» Ч. Диккенса фактически являются скрупулезным описанием ужасных испытаний и становления личности главного героя. В некоторых реалистических произведениях имеется также образ героя — носителя одной доминирующей страсти, разработанный еще классицистами, а вслед за ними — романтиками.

Вспомним хотя бы, как пылко и неистово господин Журден, главный герой классицистичной комедии Мольера «Мещанин-Шляхтич», стремился стать шляхтичем. А страстью всей жизни юного Мцыри, центрального персонажа одноименной романтической поэмы М. Лермонтова, было пылкое всепоглощающее стремление к свободе: «Одна лишь дума во мне Жила и наяву, и в сне… Она для меня всем была…». «Одной думой», одним стремлением — пошить новую теплую шинель (пусть это стремление и было до смешного мелочным — на то он и «маленький человек») — жил также Башмачкин — главный герой реалистической повести Н. Гоголя «Шинель».

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что по обыкновению герои реалистических произведений все-таки изображены совсем иначе — они являются личностями разнообразными и даже противоречивыми, как реальные люди в реальной жизни. Ведь, как мы уже говорили, соблюдение принципа жизнеподобия требовало от художника-реалиста глубокого психологизма в изображении личности, раскрытии ее многогранности и неоднозначности. Кроме того, герой реалистического произведения просто не мог быть носителем одной неизменяемой страсти хотя бы потому, что его характер часто подается в развитии, в постоянном движении, в том числе и в изменениях этих страстей (яркий пример — «диалектика души» героев Л. Толстого).

Если романтики не воспринимали реальности и задыхались в «серой будничности», то реалисты охотно изображали людей «будничных» профессий: крестьян, рабочих, прачек, мелких служащих, ростовщиков. А Диккенс разрабатывал вообще, как бы «антихудожественную» тематику — описывал прозябание нищих жителей английских рабочих домов. Эта черта присуща не только литературе, а и другим видам реалистического искусства. Так, художник Курбе буквально шокировал тогдашний парижский бомонд. Подумать только, на что он «тратил полотно и краски» — на изображение крестьян или каменщиков! Это же не эстетично и абсолютно «не романтически»!

Итак, в противоположность любимому романтиками «необыкновенному характеру в необыкновенных обстоятельствах» реалисты не боялись изображать «людей обычных, обычных, которых мы ежедневно встречаем в жизни, с их будничными приключениями» (И. Франко). Часто это представители наиболее низких общественных слоев и даже персонажи, безобразные в своей низости: самовлюбленности, тупости, равнодушии, неискренности, жадности и т. п. Это, например, подлый, жестокий и злопыхательский, беспощадный к более слабым и вместе с тем усердный перед более сильными Бамбл (Ч. Диккенс, «Приключения Оливера Твиста») или пьяница Семен Мармеладов, который обкрадывает свою семью ради того, чтобы напиться в кабаке (Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»).

В поисках средств воспроизведения психологии персонажей меняется подход к их портретной и языковой характеристике. Изобразить внешность персонажа несравненно легче, чем воссоздать его внутреннюю жизнь.

Ведь в реальной жизни внешность человека часто оказывается обманчивой, она не всегда помогает постичь его внутренний мир. Недаром французский писатель-реалист Стендаль признавался: «Неизмеримо легче живописно изобразить одежду какого-то персонажа, чем рассказать о том, что он ощущает, и заставить его разговаривать». Автору нужно именно «заставить» героя разговаривать, поскольку в реалистическом произведении каждое конкретное лицо может говорить лишь так, и никак не иначе. Скажем, Ф. Достоевский индивидуализирует речь героев романа «Преступление и наказание» очень четко. По их выражениями сразу видно, кто перед нами — просвещенный бывший студент Раскольников, туповатый самовлюбленный служака Илья Петрович или неграмотный рабочий Миколка.