Расцвет сентиментализма как литературного направления

Среди сентименталистов наибольшей творческой самостоятельностью отличался Иван Иванович Дмитриев (1760-1837), основные произведения которого относятся еще к XVIII в. Сотрудничая с Карамзиным в «Вестнике Европы», Дмитриев писал в эти годы почти исключительно в басенном жанре. Заимствуя сюжеты у Лафонтена и других французских поэтов, придавая стилю басни черты салонного изящества, Дмитриев сумел все же отразить некоторые стороны реальной жизни и стал непосредственным предшественником Крылова-баснописца. Но выпустив в начале века собрание своих сочинений, он вслед за тем отходит от литературы.

Менее крупным поэтом того же направления был Василий Львович Пушкин (1770-1830), сочинявший различного рода поэтические «мелочи», изящные, остроумные, но незначительные по содержанию: стихи в альбом, мадригалы, эпиграммы, экспромты, шарады, буриме (стихи на заданные рифмы). Более заметную роль в литературе В. Пушкин стал играть в начале 10-х годов, когда он выступил одним из инициаторов в борьбе нового поколения поэтов с защитниками старой литературной традиции. Но связанные с этим произведения В. Пушкина выходят за пределы поэзии сентиментализма, и о них уместнее сказать при изложении полемики романтиков с «классиками».

Однако большинство поэтов-сентименталистов не поднималось над уровнем подражательности и литературной моды. Иллюстрацией могут служить произведения Петра Ивановича Шаликова (1767- 1852), наводнившего журналы (в том числе и издававшийся им позднее «Дамский журнал») слащаво-слезливыми, нудно-многословными излияниями своей «чувствительной» души. Вот типичное для Шаликова начало стихотворного послания:

Один — один с моей тоскою И счастие протекших дней… Брожу по рощам, по лугам, Слеза грудь томну окропляет Как некогда гулял с тобою, Полсердца слабо бьется в ней. Мой милый друг! и все мне там, («К другу моего сердца») Увы! тебя напоминает,

Здесь и «тоска», и «протекшие дни», и «слеза», окропляющая «томну грудь», и «увы!». Поэт-сентименталист хочет питать сердце «одной горестью» и в ней искать «всей утехи». Все это изложено довольно гладкими стихами, не без претензии на изысканность («полсердца» осталось в груди), но поэзии в этом наборе трафаретных слов и выражений нет, и стихи оставляют читателя холодным.

Воспевание сентименталистами чувствительности как свойства тонкой и отзывчивой души явилось реакцией на рассудочность классицизма. О своих правах заговорило сердце человека. Недаром понятие чувствительности мы находим и у А. Н. Радищева. Но для сентименталистов культ чувства стал средством ухода от действительности, от окружающей жизни в узкий круг личных интересов, интимных переживаний. «Бытие сердца моего» (1802) — так озаглавил сборник своих стихотворений поэт Иван Михайлович Долгорукий (1764-1823). Его интересует не действительность, а собственное сердце, этот «глубокий лабиринт». Не богатство жизни, а «все оттенки чувств своих» поэт хотел бы сохранить в поэзии. Такая установка не могла не привести творчество сентименталистов к отрыву от действительности, к крайнему субъективизму. Упадку поэзии сентименталистов способствовала и ограниченность их лирической тематики, однообразие эмоций, однотонность переживаний: «оттенки чувств» почти не выходили за пределы уныния и слез. В результате у сентименталистов складывается условный, трафаретный, узкий мир чувств, носителем которого становится столь же трафаретный, неизменный лирический герой. Чувствительность вырождается в слезливость. Культ меланхолии приобретает слащавость, манерность. Искреннее переживание превращается в условную позу.

Погружение в мир личных переживаний стало для сентименталистов средством ухода от общественных волнений, от социальной борьбы. Разделяя консервативную идеологию Карамзина, они оказывались в оппозиции к передовому общественному и литературному движению. Это и предопределило неизбежный упадок сентиментализма.

Постепенно шаблонизировался и поэтический стиль сентиментализма. У Карамзина и Дмитриева, его создателей, было много положительного, нужного для языка поэзии. Прогрессивное значение карамзинской реформы русского литературного языка сказалось не только на прозе, но и на поэзии. Однако в поэтическом стиле самого Карамзина обозначились две противоречивые тенденции. Следуя стилистическим принципам, высказанным в «Послании к женщинам» (1796}, Карамзин, если воспользоваться его выражениями, умел находить «ясный язык» для «тонких чувств» и «чистый слог» для «оттенков страстей». Но нередко в его произведениях появляются метафоры и перифразы, эпитеты и фразеологические обороты, не отличающиеся ни простотой, ни оригинальной образностью. Они легко переходили в штампы (например, у Шаликова: томная грудь, вечные слезы, протекшие дни).