Рассмотрим стихотворение «Когда волнуется желтеющая нива…»

Внешнее строение стихотворения — период — позволяет предполагать, что оно построено по принципу золотого сечения. Обратим внимание на то, что период, который лежит в основе строения и гармонической организации стихотворения, с единообразным началом каждого катрена, четким и строгим замыканием и повторами в каждом стихе, — невольная актуализация риторической природы барочного поэтического текста с его опорой на риторические фигуры и наиболее значимые культурные схемы.

Соотношение катренов — 1/3. Всего их четыре. В каждом катрене по 4 стиха. Соотношение когда — тогда — в целом, тоже дает цифру 4, в стихотворении упоминаются времена года, а их всего тоже 4 и т. д.

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он, —

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе, —

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога…

Какое же смысловое и эстетическое начало имеет эта даже чисто внешне выраженная символика? По библейской мифологии, число 4 реализует значимую культурную схему оно представляет мир (космос) и символизирует землю, универсальность, полноту, испытания, опыт (4 времени года, 4 страны света, 4 стихии (земля, воздух, огонь, вода), 4 реки в саду Эдемском и т. д.). По наблюдениям В. Н. Топорова, «…в отличие от динамической целостности, символизируемой триадой, число 4 прообразует статическую целостность, идеально устойчивую структуру. Из этой особенности вытекает использование числа 4 в мифах о сотворении Вселенной».

Итак, внешняя установка стихотворения — полнота описания. Как реализуется она внутренне? Каждый катрен построен на излюбленном Лермонтовым противопоставлении двустиший с обобщенным и конкретным описанием. Обобщенность и конкретность взаимообусловлены и представляют собой отношение дополнительности. Его можно сформулировать так если закономерность верно выявлена в большем, она повторяется и в малом, и наоборот. Кроме того, обобщенность и конкретность способствуют полноте описания и художественной убедительности поэтического пейзажа, т. к. конкретное всегда как бы визуально и очень подробно Лермонтовым воспринимается («рассматривается»), обобщенность обычно вытекает из этой конкретности, дополняет ее, и наоборот.

Каждый катрен представляет собой относительно законченное предложение с актуализированным временным (когда… тогда) и условным значением. Повторяющийся союз снимает сиюминутную временную актуальность и делает его конкретным временным показателем и обобщенным одновременно.

Первый катрен вводит нас во временную стихию лета через динамичные глаголы «волнуется», «желтеющая», «шумит» и т. д. Пространственная широта — «нива», «лес» — сочетается с предельной конкретностью — «слива», «тень… листка». Явления разнородны: «нива» — «лес» — «сад». Такую картину чрезвычайно сложно охватить взором, ее можно охватить только мысленно. Мысль художника предельно строга и сконцентриро-ванна, но она не подавляет здесь чувств, дополняющих то, что невозможно охватить только разумом. Эмоциональный тон стихотворению задают эпитеты. Это эпитеты восприятия — по преимуществу зрительного, отсюда их живописность. Лермонтов-художник использует здесь и чистые тона и полутона; на чистых цветовых отношениях построены эпитеты «малиновая», «зеленый» как полутон дано процессуальное отглагольное прилагательное желтеющая.

«Свежий» и «сладостная» — это эпитеты восприятия и принятия того, что несет природа. В первом катрене есть слово, устанавливающее самый непосредственный контакт природы и человека — «прячется». Этот антропоморфизм с наибольшей полнотой отражает взаимодействие и точку зрения лирического героя.

Вторая строфа неожиданно ломает предсказуемость следующих друг за другом времен года лето — осень и погружает нас в чарующую атмосферу весны. Этот катрен по отношению к предыдущему воспринимается как частное к общему. Изящный этюд посвящен изображению одного весеннего цветка — ландыша; пространственные характеристики здесь предельно конкретны, зато временные построены на дополнительных соотношениях — вечер — утро, дающих широкую и одновременно конкретную («утра в час златой») картину. Здесь мы встретим эпитет обоняния «душистый» визуальное восприятие черезвы-чайно конкретно — «росой обрызганный», «ландыш серебристый» цветовые эпитеты «румяный», «утра час златой» выражают уже предельное упоение гармонией природы.

Антропоморфизм («ландыш… приветливо кивает») дает дальнейшую динамику во взаимодействии мира природы и человека. Кивать — «слегка наклоняясь, вновь поднимать голову в знак приветствия, согласия, одобрения». Метафоризация очень точна. Она основана на сходстве мерного покачивания цветка от ветра и движения головы человека. Более всего здесь важны семы приветствия, согласия, одобрения, что означает как бы взаимное принятие. Но опять-таки нам следует отметить «преобразующий взор» лирического героя, его тонкую душевную работу в постижении гармонии природы.

Третий катрен разворачивается в обратном направлении — от конкретного к общему, зеркально замыкая широчайшую картину природы. Если общее обозначить А, а конкретное — Б, то расположение их в катренах таково: IАБ — IIАБ — IIIБА

Первое двустишие третьего катрена через конкретную деталь пейзажа — ключ — снова переключает нас в пространственную бесконечность. Его течение относит нас в какой-то неведомый «мирный край» (второе двустишье). Очертания восприятия размываются: «мысль» погружена в «смутный сон».

Антропоморфное начало предельно усиливается. Контакт человека и мира природы полный («ключ… лепечет»), это почти вербальное общение. «Смутный сон», «таинственная сага» позволяют почти поверить в существование на земле «мирного края».

Итак, «предвестники» («прячется» — «кивает» — «лепечет») делают движение стиха однонаправленным, а концовку относительно предсказуемой. В соотношении конкретного и общего в последней строфе строение симметрично третьему катрену.

Общая структура стихотворения такова: I АБ — II АБ — III БА — IV БА. Зеркальность внутренне замыкает стихотворение, делая его структуру закрытой, условной, автономной: это как бы замкнутый островок гармонии. В целом же остается в силе общее соотношение спиральной композиции, когда каждый катрен зиждется на повторе предыдущих мотивов уже на новом смысловом и гармоническом уровне организации.

Последняя часть (IV) — это возвращение к трем предыдущим на новом смысловом витке, в результате чего рождается поэтическая формула стихотворения.

В формировании смысла последнего четверостишия важную роль играют глаголы: «смиряться», «расходятся», «могу постигнуть», «вижу», имеющие пресуппозицию протеста, несмирения, страдания. «Могу постигнуть» (значит понять, уяснить смысл, значение). «Вижу» — в контексте с преобладанием рациональных действий воспринимается в значении «сознавать, понимать». Перелом в преобладании рационального начала взамен гармонии эмоционального и рационального начался в третьем катрене. В четвертом чувство полностью нейтрализовано господством разума. Обратимся к мотиву сна в стихотворении. Как отмечает Дж. Фрэзер, «вера в то, что боги являются к человеку в сновидениях и объявляют ему свою волю, была широко распространена в древности».

Сознательно разрушая внешние логические связи, М. Ю. Лермонтов устанавливает связи художественные, создавая благодаря им в четырех катренах космическую картину мира, в котором, независимо от места, времени года, неизменно владычествует гармония и красота. Именно они способны пробудить в человеке лучшие чувства и утвердить его на земле, где в мире людей нет гармонии. Как видим, Лермонтов блестяще соединил в поэзии как форме познания научные и художественные принципы осмысления и воссоздания действительности.