Размышления на «вечную тему»

И. С. Тургенев поистине один из тончайших певцов первой любви во всей мировой литературе. Он воспитывает душу в уважении к земным, но вечным ценностям. Его произведения — вечный упрек цинизму, «пошлости безбожной». Его герой — размышляющий, сомневающийся человек, как правило, умирающий с сознанием бесполезности, бессмысленности прожитой жизни.

Мир, как и природа, равнодушен к душевным и телесным страданиям человека, а человек — это мгновение, у него есть только настоящее, которое нужно использовать без сожаления. Нужно просто жить! Но «просто жить» мешает огонь любви к истине. «Неужели я ни на что не был годен, неужели для меня нет дела на земле?» — вопрошает Рудин. Нет «дела» на земле, но есть самое важное, что делает и Рудина, и Санина земными и понятными. «Санин приподнялся и увидел над собой такое чудное, испуганное, возбужденное лицо, такие огромные глаза… сердце в нем замерло».

Это из повести «Вешние воды». Так красиво описано признание в любви, что замирает сердце, хочется плакать о чем-то, чего еще не понимаешь, а может быть, и никогда не поймешь. Джемма, достав из корсажа увядшую розу, бросила ее Санину. Роза успела увянуть…

Грустно. Все проходит, проходят и лучшие мгновения жизни.

Веселые годы, Счастливые дни — Как вешние воды Промчались они.

Эти слова из старинного русского романса И. С. Тургенев взял эпиграфом к повести «Вешние воды». Любовь — как порыв ветра среди глубокой тишины. Налетит этот порыв — «сама земля затрепещет под ногами», «тонкий звездный свет задрожит и заструится».

Вихрь растреплет черные кудри Джеммы и сорвет шляпу с Санина. Миг — и все прошло. «Санин пришел домой без шляпы… Он не заметил, что потерял ее», — констатирует автор.

Единственная прозаическая вещь — шляпа. И спит Санин, потерявший шляпу, «как Александр Македонский накануне Вавилонского сражения».

Воображение героя дорисовывает портрет Джеммы: «…мраморные руки, подобные рукам олимпийских богинь…»

Что это? Мечта? Реальность?

Извечная тоска по идеалу?

Удивительная Джемма в темном окне под лучами звезд . И в жизни она — драгоценный человек, очень земной, не олимпийская богиня. «Если я твоя, то и вера твоя — моя вера», — говорит она Санину в момент благополучного развития событий. «Она схватила гранатовый крестик, висевший у нее на шее на тонком шнурке, сильно дернула и оборвала шнурок, подав ему крестик». Таковы тургеневские героини.

Чувства, которые испытывают герои И. С. Тургенева, трудно описать, о них трудно рассказать. «Подобным чувствам нет удовлетворительного выражения: они глубже и сильнее — неопределеннее всякого слова. Музыка одна могла бы их передать», — пишет И. С. Тургенев в конце повести «Вешние воды», говоря о состоянии Санина, получившего письмо от Джеммы, теперь, через тридцать лет, матери пятерых детей. Она пишет о своих детях и о высоком, мученическом конце Эмилио, погибшего за Родину в числе тех, кем «предводительствовал великий Гарибальди». Она желала Санину «душевной тишины». А что Санин?

Он размашисто, по-русски послал «гранатовый крестик, обделанный в великолепное жемчужное ожерелье». «Душевной тишины» у него, тургеневского героя, не будет никогда: «В первых числах мая он вернулся в Петербург — но едва ли надолго. Слышно, что он продает свои имения и собирается в Америку». Это Санин, русский дворянин.

А сам автор? Он, как большая птица, боится разбить крылья, боится, что потеряет человек «таинственную силу», боится, что человек, все понимающий о жизни, «без грусти» дойдет до могилы, будет плыть по мелководью, доставая шестом до дна. Чудо жизни — это любовь, святыня жизни — это любовь.

Близка и понятна мне повесть великого писателя «Первая любовь». Она о вечной красоте, о величайшей тайне природы, о любви юноши, подростка. Любовь эта драматична, трагична, но она — то единственное, что дает ощущение состоявшейся жизни.

Любил — значит, жил! Человеку есть чем жить, когда будут «набегать вечерние тени». «Что у меня осталось более свежего, более дорогого, чем воспоминания о той, быстро пролетевшей, утренней, весенней грозе?» — вопрошает писатель. Потом он скажет, что любит повесть «Первая любовь», потому что «это сама жизнь, это не сочинено».

Так и «пахнет былым» от пережитого… Этого не придумаешь.

Произведения Тургенева нельзя читать «сподряд». Я прислушалась к его совету и читаю его «враздробь» — «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий». Это чистый источник. «Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью, держится и движется жизнь», — заключает писатель стихотворение в прозе «Воробей», написанное в 1878 году. Жизнь почти прожита, ценности определены, придумывать новые — нет желания и смысла.

Любовь, а рядом — смерть. Когда человек живет, в нем горит и светится трепетный огонек. «Смерть налетит, махнет своим холодным крылом — и конец!»

Не могу без волнения читать стихотворения в прозе И. С. Тургенева. Вот строчки, посвященные Юлии Вревской, прекрасной русской женщине . Она, имея высокое положение в обществе, ум, красоту, обаяние, ушла на войну сестрой милосердия. «Нежное, кроткое сердце… и такая жажда жертвы!» — восхищается автор. Она умерла от тифа, спасая солдат. «Какие заветные клады схоронила она там, во глубине души, в самом ее тайнике», — читаю я взволнованные строчки.

Читаю и начинаю понимать смысл слов, «русская женщина», «тургеневкая героиня». Это женщина, переступившая «порог». Это женщина, заслужившая эпитет «святая».