Размышления о теории эпоса в творческом сознании Жуковского
В центре балладного мира Жуковского оказывается столь важная для эпоса тема столкновения человека с судьбой. Герои баллад Жуковского — люди с пробудившимся чувством личности. В поэтической системе Жуковского 1808-1814 гг. бунт героя против судьбы определяет событие, придает ему этический и философский масштаб. Сам мотив рока, судьбы варьируется во всех балладах и закрепляется в системе поэтических формулировок. «Час судьбы его приспел», «вьет нити роковых сетей», «но року вздумалось лихому мне повредить», «роковое слово», «роковая приготовлена стрела» и т. д. — эти и многие другие образы намечают природу конфликта, драматического столкновения личности с исполненным предрассудков обществом. Земные желания и чувства героев, их мечты о счастье сталкиваются с «неумолимостью» обстоятельств и загадками жизни. Мотивы бури, вихря, метели и вьюги углубляют этот мятеж души, выраженный последовательно следующими определениями: «на распутий вздыхала», «в смутной думе», «гроза души, ума смутитель».
Такое разнообразие оттенков в выражении чувств эстетически укрупняет событие. Герои баллад — максималисты, которым не страшны «муки ада», не нужны «небесные награды». Мотив побега от судьбы, ухода от вины материализуется в балладах в неистовых ритмах стремительного «лета» коня, челнока. Эти сцены не просто придают балладам динамику, но и определяют столь важную для них проблему ответственности человека за свои поступки. Важнейшим моментом этической оценки Жуковского становится идея справедливости, понятая как идея нравственного суда.
Одним словом, 1830-е годы в творческой эволюции Жуковского были годами интенсивных поисков в области новых возможностей эпической поэзии. Освоение новых форм эпоса («повесть», «быль», «сказка», «драматическая повесть»), интенсивный поиск в области разговорного стиха (белый пятистопный ямб, гекзаметр), утверждение идеи положительного героя как носителя национальных интересов, попытки воссоздания национального (местного) колорита и форм фольклорной поэтики — все это вполне отвечало направлению русского литературного процесса 1830-х годов. «Стихотворная повесть» Жуковского, несмотря на ее переводной характер, открывала новые пути в развитии русской литературы. Углубленное понимание человека и судьбы, человека и истории, идея ответственности личности, мотивы узничества, преступления и наказания, поэтика сближения поэзии и прозы оказались продуктивными для последующего развития русской поэмы и стихотворной повести, от Лермонтова к Некрасову и Блоку.
Своеобразным итогом Жуковского-эпика стали его поиски 1840-х годов, периода интенсивной работы над переводом гомеровской «Одиссеи». В период с 1837 по 1842 г. Жуковский обращается к трем величайшим произведениям мирового эпоса: «Потерянному раю» Мильтона, «Божественной комедии» Данте и «Песни о Нибелупгах», которую он называл «народной немецкой Илиадой». Многочисленные издания этих произведений в библиотеке Жуковского, пометы в критической литературе, посвященной им, наконец, наброски перевода их дают основание говорить о целенаправленном интересе поэта к образцам эпической поэзии.
Думается, что процесс осмысления этих образцов эпоса имеет и историко-литературное значение, ибо неразрывно связан со спорами вокруг шатобриановского перевода «Потерянного рая», Во статьей Пушкина о нем, с историей тесных дружеских и творческих взаимоотношений Жуковского и Гоголя (периода итальянского путешествия 1838-1839 гг.) и их «франкфуртских бесед» начала 1840-х годов. Последовавшие затем переводы восточного эпоса, новые сказки, стихотворные повести, в том числе стихотворные переложения прозы, органично вписываются в общественно-этическую проблематику эпоса Жуковского с его «гуманистической проповедью». Неслучайно именно в это время Жу-Ковский проявляет обостренный интерес к утопическому, воспитательному роману и общественным трактатам. Внимательное и целенаправленное чтение фенелоновского «Телемака», романа Ремизе «Ардингелло, или Блаженные острова», новое обращение И «Фрошмейзелеру», углубленное внимание к романам Руссо, Осмысление политических трактатов Беккариа, Макиавелли, г-жи Сталь, Галлера, Гизо стимулировали внимание поэта к воспитательному, дидактическому эпосу.
Следствием этого можно считать грандиозный, так и не осуществленный замысел «Книги повестей для юношества», «самой Образовательной детской книги». Тщательно разрабатывая этот проект Жуковский ищет подтверждение своим мыслям в героическом эпосе и русской истории («Нибелунги», «Слово о полку Игореве», «Иван Сусанин»), в народных сказаниях и легендах («Рейнские сказания», восточный эпос, сказки пародов мира), в библейских сказаниях («Повесть о Иосифе Прекрасном», «О Иове», «Вечный жид»), в дидактической повести («Маттео Фальконе», «Мудрец Керим», «Выбор креста», «Капитан Бопп»), и античном эпосе, в воспитательном, просветительском романе («Приключения Телемака» Фенелона, «Фрошмейзелер»).
Размышления о теории эпоса в творческом сознании Жуковского