Размышления об эссе Сьюзен Зонтаг «Против интерпретации»

Литературоведческие статьи, учебники по литературе для высших учебных заведений, пособия для словесников уверяют, что изучение художественных произведений, в частности в школе, в своей основе имеют интерпретацию. И это воспринимается всеми без возражений, как аксиома. Если и возникают дискуссии, то только лишь по поводу того, как лучше интерпретировать тот или иной художественный текст. Трудно даже вообразить, что может появиться мысль о нецелесообразности интерпретации, что интерпретация не только мешает понять текст, а и уничтожает его. Более того: «Сейчас такое время, когда проект интерпретации является преимущественно реакционным, душным. Как выхлопные газы и фабричные дымы, которые загрязняют городскую атмосферу, так и извержение разных интерпретаций искусства сегодня отравляют нашу чувственность.

В культуре, уже классической дилеммой которой является гипертрофия интеллекта за счет энергии и чувственности, интерпретация становится местью искусству со стороны интеллекта. Даже больше. Это месть интеллекта миру, интерпретировать — это обеднять, истощать мир, для того чтобы утвердить призрачный мир «значений». Это превратить мир как таковой в этот мир». Эта цитата у кого-то из специалистов вызовет удивление, у кого-то — негодование, дескать, это невежество, бессмыслица, но приведенные сентенции являются продуктом альтернативного мышления. Кстати, приведенные мысли принадлежат известной американской писательнице, литературоведу, сценаристу и режиссеру Сьюзен Зонтаг. Ее книги переведены на 32 языка, ее пьесы ставились во многих театрах мира, и вдобавок с успехом. Сьюзен Зонтаг была удостоена нескольких наградам, среди которых — Премия принца Астурии, Премия Иерусалима, Национальная премия общества критиков, французский Орден искусств и литературы и др. «Расцвет ее таланта приходится на 60-е годы XX столетия.

Именно в настоящее время и было опубликовано литературоведческое размышление «Против интерпретации» (1964). Эта публикация была в центре тогдашних литературных дискуссий, но возразить мысли Сьюзен Зонтаг настолько аргументированно, чтобы дискуссии прекратились, никому не удавалось, поэтому и до сих пор эта публикация вызывает незаурядный интерес. Но вернемся к мыслям американской писательницы: «интерпретация — это радикальное средство сохранить путем перекройки старый текст, который является весьма ценным, чтобы от него отказаться. Интерпретатор, фактически не уничтожая и не переписывая текст, изменяет его. Но он не может в этом сознаться. Он утверждает, что всего лишь делает его понятным, раскрывая его настоящий смысл». Давайте проанализируем эти высказывания вместе. В самом деле, интерпретатор, как правило, актуализирует содержание художественного произведения. Ну, хотя бы возьмем знаменитейшую трагедию «Гамлет» Шекспира.

Уже несколько столетий интерпретируется содержание этого произведения. И поверьте, что будут интерпретировать и в далеком будущем. Так или иначе вносятся определенные «изменения», о которых говорит Сьюзен Зонтаг. И вдобавок каждый интерпретатор уверяет, что именно он максимально правильно растолковывает «зашифрованный» в этом произведении смысл. При этом никто не спрашивает: а скрывал ли вообще что-то Шекспир от зрителей? Кстати, такой знаток литературы, как Лев Толстой, даже не считал это произведение достойным серьезного анализа.

Американская исследовательница приводит немало примеров работы интерпретаторов с произведениями писателей прошлого столетия. И это особенно должно быть интересным для словесников, которые преподают зарубежную литературу, ведь упоминавшиеся Сьюзен Зонтаг писательские имена можно найти в школьных программах. «Творчество Кафки, например, массово насиловали по меньшей мере три армии интерпретаторов. Те, которые прочитывают Кафку как социальную аллегорию, видят исследование отчаяний и безумия современной бюрократии и крайнее выражение этого безумия в тоталитарном государстве.

Те, которые прочитывают Кафку как психоаналитическую аллегорию, видят отчаянные проявления страха Кафки перед отцом, его волнение, его ощущение собственной импотенции, его заполоненность собственными снами. Те, которые прочитывают Кафку как религиозную аллегорию, объясняют, что К. в «Замке» старается найти доступ в рай, что Йозефа К. в «Процессе» судит неумолимый и таинственный суд Божий. Еще одно творчество, которое, будто пиявок, притягивает интерпретаторов — это творчество Сэмюэля Беккетта. Беккеттовские изысканные драмы изолированного сознания — сведенные к основам, отрезанные, часто представленные физически недвижимыми — прочитывают как утверждение о отчужденности современного человека от смысла или от Бога, или как аллегорию психопатологии.

Пруст, Джойс, Фолкнер, Рильке, Лоуренс… можно продолжать, называя одного автора за жругим. Бесконечным является список тех, которых окружила толстая скорлупа интерпретаций».

Приведенные Сьюзан Зонтаг варианты прочтения произведений Кафки не могут не вызвать беспокойства. А в самом деле, не слишком ли увлекаются интерпретаторы? Кстати, в статьях, посвященных изучению творчества Кафки, напечатанных в современных научно-методичных изданиях для учителей, можно встретить диаметрально противоположные интерпретации. И здесь есть над чем задуматься. То же самое касается и анализа произведений, написанных в конце XX столетия, в частности романа Зюскинда «Запахи». Сьюзан Зонтаг убеждена в том, что «интерпретация основана на очень сомнительной теории, что художественное произведение состоит из определенных единиц содержания». И это «превращает искусство в предмет для использования, для сведения к умозрительной схеме категорий».

Интересно, как бы прокомментировала американская исследовательница интерпретирования фрагментов художественных произведений, как это по обыкновению вынуждены делать словесники на уроках зарубежной литературы? Вынуждены это делать, так как немало произведений изучается не текстуально. А дальше Сьюзан Зонтаг обращает внимание на то, что писатели, которые знакомятся с публикациями интерпретаторов, понимая, что эти публикации является угрозой для правильного восприятия читателями художественных произведений, стараются загнать интерпретаторов в глухой угол. И объясняет, как это происходит. «В сущности говоря, — пишет Сьюзан Зонтаг, — значительную часть сегодняшнего искусства можно воспринимать как инспирированную бегством от интерпретации. Чтобы избежать интерпретации, искусство может стать пародией. Или может стать абстрактным. Или может стать («просто») декоративным. Или может стать не искусством. Бегство от интерпретации является признаком, прежде всего современной живописи.

Абстрактная живопись — это попытка не иметь (в обычном смысле) содержания, поскольку нет содержания — не может быть и интерпретации. Поп-арт достигает того же результата противоположными средствами: вдаваясь в содержание крайне очевидного, крайне «такого, какими оно есть», он тоже в результате становится недоступным для интерпретации. Значительная часть современной поэзии, начиная от больших экспериментов французской поэзии (включая течение, которое по ошибке называют символизмом) ввести в стихи тишину и восстановить магию мира, тоже избежала грубой интерпретации». Самая новая революция в современных поэтических вкусах — революция, которая сняла Элиота и подняла Паунда, — демонстрирует отход от содержания в поэзии в старом смысле, раздраженность тем, что сделало современную поэзию жертвой упорства интерпретаторов». Завершая свои раздумья, американка ставит вопрос, следует ли вообще комментировать искусство, отвечает, что следует, но критика должна «служить художественному произведению, а не будет узурпировать его место».

Она требует большего внимания «к форме в искусстве. Если чрезмерное ударение на содержании провоцирует заносчивость интерпретации, то расширенное и тщательное описание формы будет успокаивать. Нужен вокабулярий «- описательный, а не директивный вокабулярий — форма наилучшей критики, которая редко встречается». Если прислушаться к ней и больше обращать внимание на форму художественных произведений, скажем, зарубежной поэзии которую изучают в школе, то можно ли достичь желаемого результата, когда речь идет о форме перевода этих поэзий? Правда, кое-кто из научных работников даже в своих диссертациях утверждает, что исследовать форму переводов можно весьма результативно.

Сьюзан Зонтаг обеспокоена тем, что критики все больше и больше теряют остроту «чувствительного восприятия», поэтому она считает, что сейчас необходимо восстановить ощущения и критикам, и читателям: «Ми должны научиться видеть больше, слышать больше, ощущать больше». А отсюда, утверждает исследовательница: «Наша задача состоит не в том, чтобы проявить максимальное количество содержания в художественном произведении, а еще меньше в том, чтобы бы выжать из произведения больше содержания, чем там уже есть.

Наша задача и состоит в том, чтобы сократить содержание так, чтобы мы вообще могли видеть произведение. Эти советы кажутся правильными. Кто-то может с этим и не согласиться. Но навряд, что кто-то возразит, что и эти советы Сьюзан Зонтаг, и все другое высказанное ею в этом эссе, нужно оставить без внимания. Немало возникает вопросов после прочтения эссе с эпатажным названием «Против интерпретации», и один из них: Является ли интерпретация художественного произведения абсолютно правильным путем к его пониманию? Или же: является ли интерпретация художественного произведения единственным путем к его пониманию?