Разоблачение дворянского общества в баснях Крылова

Писатель подходит к оценке социальных явлений с позиций социальных низов, сближаясь в этом с массовой литературой XVIII в. Если произведения демократического театра XVII в. распространялись главным образом посредством инсценировок и тексты этих драматических сочинений почти не сохранились, то традиция рукописных сборников была чрезвычайно развитой. Изучение их содержания в соотнесении с печатной продукцией позволяет более полно и всесторонне представить характер литературного процесса XVIII-начала XIX в.

Содержание сборников было чрезвычайно разнообразным: в их составе находились повествовательные сочинения, русские и переводные, исторические анекдоты , произведения демократической сатиры, бытовые повести, разнообразные пародии на распространенные литературные произведения, переработки басенных сюжетов. В польском сборнике фацеций нет некоторых новелл, которые присутствуют во всех полных списках русских фацеций: «О сенаторе и шляхтиче», «Издевка младых над стариком», «О пиктаке и о жене его», «О глаголющем, яко луг не покошен, но пострижен», «Жена научила грамоте медведя», «О дворянине и о шпыне».34

Составители русских сборников фацеций, даже в том случае, когда следовали за польским источником, в сущности не переводили, а пересказывали польский текст. О. А. Державина, сличив русские тексты фацеций с польскими, убедительно показала, как русский переводчик заменял «слова оригинала иными по смыслу словами, кое-что сокращал или добавлял».

Анализ содержания сборников фацеций показывает, что сатирическому осмеянию больше других подвергаются представители правящего класса. В русском сборнике есть ряд рассказов, в которых раскрывается безответственность и мздоимство судей-взяточников. Значительное место занимает сатира на духовенство.

В этом отношении сборник фацеций сближался с произведениями русской демократической сатиры, в которых обличались пороки церковников, такими как «Повесть о попе Савве», «Калязинская челобитная». Злоупотребления в судопроизводстве подвергались сатирическому осмеянию в «Повести о Шемякиной суде», в «Повести о Ерше Ершовиче». Близка к переводной новелле и русская сатирическая сказка, в которой также высмеиваются представители духовенства: «Поп и разбойник», «Жадный поп», «Как поп работников морил».

Своеобразная реалистичность содержания и образов, близость к разговорной речи, характеризующие фацеции, обеспечили им большую популярность в России XVIII в. Новеллы распространялись в широких демократических кругах как посредством рукописных списков, так и в печатных сборниках нравоучительных «смехотворных» рассказов, во множестве появившихся в XVIII в. Одним из первых печатных изданий, использовавших сюжеты фацеций, был сборник стихотворных жартов, созданный в 30- 40-е годы XVIII в. Популярность этого сборника ясно сказывается в том, что он многократно переписывался в течение второй половины XVIII в. Фацеции и стихотворные жарты, как бы дополняя друг друга, объединялись в сборниках, которые послужили основой текста к лубочным картинкам. Текст, помещавшийся внизу народных картинок, как правило, представляет собой стихотворный жарт, излагающий соответствующую фацецию.

Сатирический элемент, заключенный в фацециях и стихотворных жартах, сюжетная острота и занимательность повествования привлекали к ним внимание баснописцев XVIII в. Особенно повезло рассказу об утонувшей упрямой жене, которую муж ищет, идя против течения реки. К этому сюжету обращались Ломоносов, Сумароков и Измайлов.

В 1866 г. Г. А. Марков в заметке, помещенной в журнале «Русский инвалид», указал один из источников басни Крылова «Прихожанин»: «Есть старинная книжонка 1778 года, — пишет Г. А. Марков, — называется она «Отрада в скуке, или Книга весели». размышления». Напечатана в Москве, в типографии при театре у Клаудия. Книжечка эта наполнена анекдотами, из которых иные забавны и остроумны. Некоторые из них и теперь помещаются в повременных изданиях и приводятся изустно, как произведение новейшего остроумия.

В этой книжечке, во второй ее части, есть следующий анекдот: «В некоторой деревне священник, сказывая проповедь’ внятным слогом и чувствительными выражениями, привел в слезы слушающих его поселян; все плакали, исключая одного крестьянина. Его спросили, для чего он не плачет. На сие отвечал он: Я не здешнего прихода».

Наш неподражаемый И. А. Крылов позаимствовал смысл из этого анекдота, дал басне своей новую жизнь и значение, направив эпиграмму анекдота на литературные приходы».

С перевода басен Лафонтена начал, по словам акад. М. Е. Лобанова, свой литературный опыт и 14-летний Крылов. Но уже в первых баснях — подражаниях Лафонтену определился путь Крылова-баснописца. Отвлеченный философско-аллегорический оттенок басенных «прилаганий» — моральных сентенций, помещавшихся в начале или в конце басни, в творчестве Крылова приобрел обличительный характер.

Усилилась динамика сюжета: он стал развиваться более стремительно. Углубилась насыщенность басни конкретными бытовыми деталями своей эпохи. В разработке басни Крылов учитывал достижения других жанров русской литературы в частности, драматургии.

Он опирался на опыт всей предшествующей литературы.