Роль детали в поэме «Мертвые души»

При чтении «Мертвых душ» хочется порой воскликнуть, подобно многим гоголевским героям: «Черт знает что такое!» — и отложить книгу. Удивительные детали вьются, словно барочные узоры, и увлекают нас за собой. И только смутное недоумение и голос здравого смысла не позволяют читателю окончательно поддаться привлекательной абсурдности и принять ее как нечто само собой разумеющееся.

В самом деле, мы невольно погружаемся в мир деталей и лишь потом вдруг осознаем, что они странны до крайности; и непонятно уже, зачем они здесь и почему пересекают линию повествования.

«Мертвые души» демонстрируют нам все многообразие подобных «мелочей» — детали пейзажные, портретные, детали интерьера, развернутые сравнения, изобилующие деталями. Гоголь стремится создать как можно более полную картину повседневной жизни губернского города NN , целиком раскрыть образы помещиков, он прибегает к описанию мельчайших подробностей, которые порой, как уже было сказано, вызывают в читателе неподдельное удивление.

Чичиков приезжает в город; Гоголь сразу же обращает внимание читателя на каких-то мужиков, рассуждающих о колесах брички героя, и некого молодого человека с тульской булавкой в виде пистолета . Чичикову достается номер в местной гостинице; тут Гоголь говорит даже о тараканах и о двери в соседнее помещение, заставленной комодом. И даже о том, что сосед обычно любопытен и интересуется жизнью проезжающего.

Только был ли у Чичикова такой сосед, приходил ли он, когда герой отсутствовал, или же не было соседа вовсе, этого мы не узнаем, но зато у нас отныне есть точное представление о гостиницах «популярного рода».

В описании наружного фасада гостиницы появляется абсурдная деталь — выглядывающий из окна краснолицый сбитенщик с самоваром из красной меди. Гоголь уподобляет предмет и человека двум предметам, двум самоварам, причем один из них — с бородой. Уже и не различишь, где человек, а где самовар.

Аналогичный прием «овеществления» человека используется Гоголем и в других эпизодах поэмы . С одной стороны, детали эти никуда не ведут и служат для изображения незначительных персонажей; но, если вдуматься, не говорят ли эти отдельные штрихи об изначальной бездуховности города? Мертвы вещи — значит, мертвы и души людей, живущих бессмысленной, будто застывшей жизнью; мелкие люди NN сменяют друг друга перед нашим взглядом, как гротескные сюрреалистические фигуры , вырезанные из картона.

Что, например, видят все в прокуроре до его смерти? Брови и подмаргивающий глаз. Безжизненные детали.

Порой они смешны, однако в сумме с другими образами, образами помещиков, которых навещает Чичиков, дают какую-то зловещую картину. Манилов, Коробочка, Плюшкин, Собакевич — все они зачахли, очерствели в своих поместьях, среди бездушных вещей.

Вот Манилов со своим сладким, приторным лицом, который привык к безделью, любит строить идиллические планы на будущее, но дальше слов никогда не идет. Он только курит трубку , а на столе у него лежит одна и та же книга, заложенная на одной и той же странице. Гостиная обставлена прекрасной мебелью .

Вечером приносятся в гостиную подсвечники — один роскошный, другой — «просто медный инвалид». Все детали интерьера являют собой отражение незавершенности, бессмысленности действий Манилова, который на словах стремится к прекрасному и построил даже беседку под названием «Храм уединенного размышления», а на деле ведет совершенно бездуховную, скучную жизнь, «скучно-синеватую», как лес в его поместье.

Вот Коробочка с ее страстью к накопительству; в ее доме — зеркала, картины с какими-то птицами, колоды карт, письма, комоды, набитые старой одеждой ; на дворе — изобилие. Куры, индейки, свиньи. Пространные огороды, ухоженная деревня, и у крестьян имеются телеги.

Коробочка — рачительная хозяйка, однако жизнь ее более ничем кроме заботы о хозяйстве не заполнена; пусть даже помещица эта молится ночью перед образами, она, на самом деле, всего лишь чучело, недаром в огороде ее стоит чучело, на которое надет ее же собственный чепец. Это жизнь старой, бездуховной старухи, чье медленное время отсчитывается хрипящими и шипящими настенными часами.

В поместье Собакевича все основательно: крепкий, непомерно толстый забор, сараи из толстых бревен, избы «без затей». В доме предметы похожи на хозяина: пузатые тяжелые стулья, бюро, стол, дрозд в клетке. Сам Собакевич, неуклюжий, с грубым лицом, ходит во фраке медвежьего цвета, имеет привычку наступать всем на ноги и много ест .

Душа его «закрыта толстою скорлупой», и неизвестно, есть ли там какие-то чувства.

У Плюшкина от всего веет запустением, упадком, даже смертью: плохие дороги, разрушающиеся, покосившиеся избы и церкви, неухоженный господский Дом, застоявшиеся клади хлеба, зеленая плесень, гниющее сено, разросшийся сад , постепенно скрывающий труды человека. Интерьер дома беспорядочен, хаотичен: куча разнообразного ненужного хлама, который Плюшкин копит неизвестно зачем , нагроможденная горой мебель, пыльная люстра. Чичикова Плюшкин хочет попотчевать куличом и ликерчиком бог знает какой давности .

Наряд Плюшкина больше похож на нищенские отрепья; глаза помещика — как черные мыши, все еще быстрые; он старается все подмечать и следит за своими крепостными, жалеет свечей и бумаги, но бережливость его ничтожна и гадка.

Описание деталей порой заслоняет самих людей. Помещики постепенно теряют все живое, человеческое, сливаются с материальным миром. Они кажутся более «мертвыми», чем Ноздрев с его пышущим жизнью лицом .

Он бездуховен, как и они, жизнь его напоминает его же потрепанную колясчонку с изодранными хомутами , но, по крайней мере, в нем есть какие-то живые, естественные, человеческие пороки: необъяснимое, глупое, какое-то бескорыстное желание нагадить ближнему, любовь к кутежам и страсть к вранью .

Это самые заметные персонажи города NN и его окрестностей. Города, где губернатор большой добряк и Вышивает по тюлю , где чиновники читают «Людмилу» и Юнга, где дамы содержат собачонок, одеваются по-столичному для балов и обсуждают фестончики. Калейдоскоп бессмысленных деталей обрисовывает пустоту — подлинное содержание города, — в которой абсурдные слухи произрастают, как грибы, исключительно потому, что горожане увязли в бездействии.

У большинства из них на самом деле нет ни целей, ни стремлений, они топчутся на одном и том же месте. Чичиков, по крайней мере, движется вперед по дороге жизни, хотя цели его, конечно, слишком мелочны, да и сам он — «никакой», не толст, не тонок, разве что фрак на нем ухоженный, брусничного цвета с искрой. Шкатулка Чичикова — целый мир, вещественное повествование о жизни героя, о приобретениях, накопительстве, об упорной погоне за деньгами, о расчетливости и самолюбовании; здесь и мыло, и бритвы, и чернильница, и перья, и афиши, и билеты, и гербовая бумага, и ассигнации. Деньги составляют главную его страсть.

Ведь еще отец учил его: «Все прошибешь на свете копейкой».

Картина довольно печальная . История грустно глядит на нее с неизвестно зачем повешенных у Коробочки и Собакевича портретов Кутузова и Багратиона. Не так давно еще герои эти отчаянно сражались ; герои истории размахивали саблями, а теперь сабля эта мирно покоится в бричке Чичикова «для внушения надлежащего страха кому следует».

И сам Чичиков в какой-то момент в глазах горожан предстает — апофеоз абсурда! — Наполеоном…

Гоголь и смеется над этой бессмысленной, словно ворох старых бумаг, реальностью города NN, и задумывается о ней, приходя к выводам далеко не утешительным. Но гнетущая тяжесть абсурда растворяется, как только скрывается из виду губернский городок, остается лишь дорога, и воспоминание о странных событиях вскоре потускнеет в памяти Чичикова.

Так и мы иногда останавливаемся, оглядываемся вокруг, и внезапно охватывает нас мысль: «Черт знает что такое!» — и мы стоим так, ничего не понимая, некоторое время, потом чешем в затылке, усмехаемся и идем себе дальше по своей дороге.