Роман А. Платонова «Котлован»: образная система, художественная структура

Внешне «Котлован» носил все черты «производственной прозы» — замена фабулы изображением трудового процесса как главного «события». Но производственная жизнь 30-х годов становилась у Платонова материалом для философской притчи и трамплином для фандиозного обобщения отнюдь не в духе нарождающегося «социалистического реализма».

Рабочие роют котлован под фундамент огромного дома, куда поселится местный пролетариат. Философское содержание «Котлована» перекликается с некоторыми мотивами лирики Маяковского — в частности, с мотивом «построенного в боях социализма», который станет для самих строителей «общим памятником». Речь шла о настоящем, принесенном будущему в жертву. Повесть была закончена в апреле 1930 г. то есть совпала по времени с самоубийством Маяковского.

Некоторые исследователи указывали на перекличку «Котлована» с библейским сюжетом о строительстве вавилонской башни. В самом деле, инженер Прушевский думает о том* что «через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли». Однако и в этом пассаже звучат зловещие кладбищенские обертоны, особенно в словосочетании «вечное поселение». Здесь возникает та же двусмысленность, что и во второй части «Фауста», где лемуры роют Фаусту могилу, а он слышит в стуке лопат звуки созидательного труда.

Герои Платонова, роющие котлован, сознательно отказываются от своего настоящего ради будущего. «Мы ведь не животные, — говорит один из землекопов Сафонов, — мы можем жить ради энтузиазма». В них живут энтузиазм и святая простота чевенгурцев. Инвалид Жачев видит в своей жизни «уродство капитализма» и мечтает о том, что «убьет когда-нибудь вскоре всю их (врагов социализма) массу, оставив в живых лишь пролетарское младенчество и чистое сиротство». Новая жизнь для них начинается с абсолютного нуля, да они и самих себя согласны считать нулями, но только такими нулями, из которых родится вселенское будущее: «Пусть сейчас жизнь уходит, как теченье дыханья, но зато посредством устройства дома ее можно организовать впрок — для будущего счастья и для детства».

Один из героев повести Платонова по фамилии Вощев приходит на котлован в поисках истины, поскольку ему «без истины стыдно жить». Однако он смутно ощущает в рытье котлована какое-то большое «не то». Он видит прежде всего несоответствие тяжести земляных работ захлебывающемуся от энтузиазма репродуктору. Ему «становилось беспричинно стыдно от долгих речей по радио», которые он воспринимает как «личный позор». Но и землекопы чувствуют такую же неловкость. Перед их выходом на работу профсоюз организует музыкальный ансамбль. «Землекоп Чиклин глядел с удивлением и ожиданием — он не чувствовал своих заслуг…» Там, где производственная проза 30-х годов изображала радость творческого труда, Платонов рисует этот труд нечеловечески тяжелым, одуряющим, не приносящим радости и не содержащим вдохновения. А раз в нем нет чувства счастья, то и наличие истины проблематично. Землекопы сами, впрочем, не заняты поиском истины, скорее наоборот. Не случайно Сафронов подозрительно относится к ищущему истину Вощеву, потому что, возможно, «истина лишь классовый враг». Они озабочены не истиной, а социальной справедливостью и с удовольствием принимают участие в раскулачивании.

Платонов уравнивает кулаков и землекопов по степени взаимного ожесточения. Рытье котлована требует социальной ненависти не меньше, чем сопротивление раскулачиванию. Зажиточные мужики перестают кормить скотину. Один из них приходит в стойло к своей лошади и спрашивает: «- Значит, ты не умерла? Ну ничего, я тоже скоро помру, нам будет тихо». Страдания животного изображаются Платоновым с пронзительной силой. Голодная собака выдирает кусок мяса из задней ноги голодной лошади, стоящей в оцепенении. Боль на минуту возвращает лошадь к жизни, а две собаки тем временем с новой силой отъедают у нее заднюю ногу. В этой бесчеловечности по отношению к живой жизни повинны все: и те, кого раскулачивают, и те, кто раскулачивает.

Ликвидация людей происходит до ужаса просто. Кулаков сажают на огромный плот, чтобы пустить по предзимней реке на верную смерть. Крестьянин, вышвырнутый на снег из родной избы, грозится: «Ликвидировали? Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!» Взаимное ожесточение обеих сторон ликвидирует какой-либо вопрос об истине, которую пытается найти Вощев.

Безусловным критерием истины для Платонова всегда была любовь. Герои «Котлована» испытывают нехватку любви, ибо жизнь не может строиться только на ненависти к врагам и жертве во имя абстрактного будущего. Про одного из героев повести Платонов пишет: «Прушевский не видел, кому бы он настолько требовался, чтоб непременно поддерживать себя до еще далекой смерти». Он признается Чиклину, как однажды в юности увидел проходящую мимо женщину, и с тех пор чувствует по ней тоску. Он ощущает в этой женщине пропущенную возможность счастья и хочет «еще раз посмотреть на нее».

Чиклин знает эту женщину, дочь бывшего хозяина кафельно-изразцового завода, и обещает привести ее к Прушевскому. Женщина, о которой говорит Прушевский, умирает на соломе в лохмотьях, оставив после себя дочку Настю. Девочку удочеряют землекопы, и для них она становится тем живым конкретным смыслом, ради которого роется котлован.

Настя хорошо усвоила, что ее мать была «буржуйкой», поскольку «буржуйки теперь все умирают». В ее детском умишке противоестественно сочетаются любовь к матери и ненависть к сволочам — «буржуям»: «Моя мама себя тоже сволочью называла, что жила, а теперь умерла и хорошая стала». Тоска по умершей матери не дает Насте жить спокойно: «Я опять к маме хочу». И когда ей объясняют, что от мамы остались одни кости, она заявляет: «Неси мне мамины кости, я хочу их!» Ребенок не в состоянии жить в атмосфере ненависти и сиротства. Умершую Настю землекопы хоронят в котловане. «Вощев стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем теперь ему нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького верного человека, в котором истина стала бы радостью и движеньем?» Будущее, ради которого жертвовали собой землекопы, погублено котлованом.

Платонов любит своих героев, он видит бескорыстие их устремлений, но понимает всю опасность самообмана, в который они ввергли себя. Самообман заключается в идее, согласно которой в жертву будущему необходимо принести настоящее. Однако Платонов видит большее — на энтузиазме и самообмане этих людей паразитирует стоящее во главе их меньшинство.

Уже в «Чевенгуре» выведен Прошка Дванов, который наживается на коммуне. Его жена потихоньку копит деньги и прячет их у тетки в городе — создает «фонды». Прошка имеет на этот счет свою философию: «Где организация, там всегда думает не более одного человека». В «Котловане» таким думающим одиночкой является инженер Пашкин, который «стоял в авангарде, накопил уже достаточно достижений и потому научно хранил свое тело — не только для личной радости существования, но и для ближних рабочих масс». Эти люди устраиваются в настоящем, не дожидаясь будущего. Они достигают коммунизма лично, строя свое благополучие на обмане людей, копошащихся в «котлованах». Так конкретизируется догадка о том «главном человеке», который один придет в коммунизм.