Роман «Хмурое утро». Образ Рощина

Известно, что 16-17-летние юноши и девушки почти всегда максималисты и, не обладая достаточным жизненным опытом, судят решительно и строго, не учитывая сложной диалектики жизни, особенно в период революционных переворотов. Идейным ключом для раскрытия сущности образа Рощина могут служить слова: «всякая великая революция, а социалистическая в особенности» «немыслима без войны внутренней, т. е. гражданской войны… означающей тысячи и миллионы случаев колебания и переметов с одной стороны на другую…».

Судьба Рощина — это судьба многих представителей русской интеллигенции. Его поведение типично для всех колеблющихся в эпоху революции, и потому судьба его поучительна. Вот почему его образ до сих пор волнует читателей. Вместе с тем судьба Рощина весьма индивидуальна. Ее можно и нужно проследить по всем трем частям трилогии.

Рощин — сильная, волевая личность, человек, искренне любящий родину, но не лишенный классовых предрассудков, обусловленных его социальным происхождением, условиями барского воспитания и положением в обществе. Ему присуще чувство национальной гордости. Он потрясен страданиями России до глубины души и потому к развалу фронта, к революции, к большевикам относится резко отрицательно, хотя, как он сам иронически о себе скажет Чугаю, относился к либералам. Ему казалось, что он любил «миллионы серых шинелей». Но и «серые шинели», и революция его, не понявшего их, оттолкнули от себя. Временное убежище от социальных потрясений, от урагана истории Рощин пытается найти в любви к Кате. Он надеется на то, что «пройдут года, утихнут войны, отшумят революции, и нетленным останется одно только — кроткое, нежное, любимое сердце» Кати.

Но Рощин не из тех людей, которые могут отсиживаться. Считая во всех бедах России виноватыми большевиков, не разобравшись в сложных условиях, он бросился к корниловцам. Ни увещевания рассудительного однополчанина Тетькина, который считает, что «сто миллионов мужиков» «желают иметь свою собственную историю, развернутую не в прошлые, а в будущие времена», ни мнение Кати, что он поступает неверно и что ему «нужно делать что-то совсем другое…», не подействовали на разгоряченного, ослепленного ненавистью Рощина.

Первые же дни пребывания в лагере белых, к которым он так стремился, его обескуражили. Идя в атаку, он испытывал одно «желание — бежать, кричать, стрелять, колоть, и чтобы сердце в минуту восторга залилось кровью: сердце — в жертву…». Однако Рощин скоро почувствовал, что находится среди циничных убийц, людей растленных, среди палачей своего народа. Ему, несшему сюда во имя России в жертву свое сердце, готовому «отдать погибающей родине… всю свою чистоту», стало не по себе. Именно здесь он впервые увидел глаза одного из миллионов в серых шинелях, глаза того, которого расстреливали белогвардейцы. Почувствовав на себе пристальный взгляд солдата, Рощин поднял голову и увидел: «На него глядели глаза (лица не увидал) с предсмертным укором, с высокой важностью… «Знакомые, родные, серые глаза, боже мой!..» Рощин низко нагнулся…»

Этот жест говорит о многом и прежде всего о смятении Рощина, чувстве вины. Может быть, именно здесь Рощин впервые увидел и почувствовал, что глаза мужика, поднявшегося на революцию и расплачивающегося за это жизнью, ему «родные», «знакомые», увидел не «сопатую сволочь», как он раньше отзывался о народе, а его «высокую важность» и укор ему, тоже убийце, хоть он и не принимал непосредственного участия в расстреле. И вскоре Рощин задумался: «Во имя какой правды… нужно убивать русских мужиков?..»

Случайная встреча в Ростове на вокзале с Телегиным, красным командиром, переодетым в белогвардейскую форму, требовала от Рощина принятия определенного решения. За несколько минут этой безмолвной встречи в голове и в сердце Рощина боролись между собой разные мысли и чувства: «большевистский контрразведчик», «усталый, весь — добрый… Не за деньги же пошел, не для выслуги… пошел потому, что счел это дело правильным», «выдать», «что же делать?» «Как спасти?» Телегин ушел. Рощин ищет «обнять его, только обнять».

Если раньше Рощин не мог даже слушать рассуждений Тетькина и Кати о большевиках и революции, то здесь он сам впервые приходит к мысли, что «рассудительный, спокойный человек», Телегин, «счел это дело правильным». Больше того, у Рощина появилось доброе чувство к нему, желание спасти, обнять. Так сердцем и умом Рощин принял решение, которое во всяком случае вступало в противоречие с его прежними убеждениями и фактом его годичного пребывания в лагере белых.

Чувство обретения Родины изменило не только его духовный мир, но и его внешность. Катя, не видевшая Вадима после ростовского страшного расставания, встретившись с ним в Москве, увидела: «его лицо возмужало, в нем было незнакомое ей выражение суровости и спокойствия. Это очаровывало ее,- он был моложе, и мужественнее, и красивее, чем тот, кого она помнила Ростове». Ему принадлежат слова, заключающие трилогию: «Мир будет нами перестраиваться для добра…». Слово «нами» говорит о том, что Рощин навсегда сроднился с революционным народом, не отделяет себя от него.

Константин Федин, говоря об убедительности, как одном из достоинств таланта А. Н. Толстого, отмечал: «Совершенно бездумно веришь в Рощина… когда уходит к белым, когда возвращается к красным. Как ни легки покажутся все эти переходы героя, вера в них писателя еще легче, и — странно — читателю вера дается так же, как писателю»